в золоте оклада, слепил глаза. За ней виднелись разноцветные, расшитые золотом балдахины, которые обычно носят над мощами, защищая их от зноя. Значит, не только икона, но и другие реликвии покинули свои привычные места в храмах. Как видно, молящиеся решили снова "выйти в море" несмотря на "бурю", разразившуюся два дня назад, и Яннис решил ненадолго присоединиться к ним.
Изнутри людской поток казался куда более разнородным, чем снаружи. Сразу обращали на себя внимание чёрные одеяния монахов - почтенных старцев, благоговейно смотрящих вперёд. Были здесь и плащи ремесленников, а род занятий владельца порой угадывался по следам на ткани, однотонной и неяркой: вот этот - красильщик, этот - горшечник, этот - наверняка кузнец. Кого-то угадать совсем не получалось, а на счёт других сразу становилось ясно, что это рыбаки - уж слишком сильно пахло рыбой от одежд.
Яннис сразу решил, что рыбаки пришли из портов со стороны Золотого Рога, ведь с тех пор, как к Городу подошёл турецкий флот, нигде кроме Золотого Рога не удавалось заниматься ловлей. Правда, с каждым днём улов становился всё более скудным. Наверное, поэтому рыбаки решили молиться, а не сесть в лодки и выйти в залив.
И всё же, несмотря на присутствие всех этих людей, наибольшую часть толпы составляли не они, а женщины, которые вели с собой малолетних детей или несли их на руках. Были здесь также и старухи, и юные девушки, которые, конечно, хотели помочь защитникам своей молитвой, если не могли помочь иначе.
Все люди в толпе: мужчины, женщины и дети подпевали священнослужителям, шедшим впереди. Кто-то пел мелодично, а кто-то - не очень. Их голоса - гулкие и звонкие, громкие и тихие, сиплые и чистые, гнусавые и не гнусавые - сливались в один звук. И этот звук был красив, он даже завораживал.
Яннис меж тем двигался в общем потоке, надеясь узнать, не связано ли происходящее со странной тишиной в Городе, но не мог найти собеседника. Пусть толпа оказалась неплотной и шла довольно медленно, не сразу удалось найти в ней место, чтобы никому не наступать на пятки, случайно не толкнуть человека в спину и самому не стать препятствием на чьём-нибудь пути.
Наконец, мальчик оказался возле одного пожилого человека, который, находясь во власти религиозного порыва, держал перед собой небольшой снятый с шеи металлический образок с ликом Богоматери.
Этот человек тоже пел, поэтому Яннис даже смутился оттого, что не охвачен таким же пылом, но, улучив минуту, когда священнослужители впереди толпы замолчали, решил обратиться с вопросом:
- О чём все молятся?
- О победе над нечестивцами, - отвечал человек с образком. - О чём ещё можно молиться в такой день!
- Да, с самого утра турки ведут себя очень тихо, - согласился Яннис. - Они перестали стрелять не просто так.
- О чём ты говоришь, мальчик? - не понял собеседник. - Турки перестали стрелять? Разве? Они же только этим и заняты всё время!
- Но ведь сейчас тихо, - повторил Яннис.
Он вдруг сообразил, что кажется дураком, потому что особенную тишину, установившуюся в Городе, уже не было слышно. Она исчезла среди шума, производимого толпой, где звук шагов, короткие разговоры, религиозное пение, хныканье младенцев и прочее сливались воедино. Потому-то участники шествия и не заметили, что пушки молчат.
- Посмотри лучше вверх, - посоветовал человек с образком. - Разве ты не видишь?
Яннис послушно задрал голову:
- В небе ничего нет.
- А что ещё тебе нужно, если ты видишь небо? - человек с образком начал сердиться, но уже более миролюбиво продолжал: - Воистину, имеющие глаза да увидят! Небо очистилось от туч. Значит, не будет такой грозы, как два дня назад. И не будет тумана, как вчера. Мы видим небо! Это знак! Небо готово принять наши молитвы, если мы будем молить Бога и Пресвятую Богородицу со всем усердием, на которое способны.
- А куда вы идёте? - спросил мальчик.
- Сначала пойдём вдоль стен, чтобы освятить их, а затем - в собор Святой Софии, - последовал ответ.
Человек с образком ненадолго замолчал, а затем, очевидно, почувствовав вкус к беседе, спросил сам:
- Ты ведь слышал, что случилось с собором в ночь на пятницу*?
- Об этом говорят много разного.
- Много разного? Нет, все говорят одно и то же. И значит, рассказы истинны!
_____________
* В ночь с 24 на 25 мая 1453 года. В "Повести о взятии Царьграда" Нестора Искандера сказано "в 21-й день мая... в ночь на пятницу", но 21 мая 1453 года выпало на понедельник, поэтому историки традиционно относят событие к другому дню.
_____________
Яннис сразу вспомнил разговоры домашних слуг, обсуждавших происшествие тайком, потому что отец запретил упоминать "глупые слухи". Мало кто знал, что произошло на самом деле, ведь собор Святой Софии в последнее время почти обезлюдел. Некому было увидеть истинные события.
С тех пор, как была заключена Уния (то есть патриарший престол подчинился престолу римского папы, а в Святой Софии начали проводить "униатские" службы), прихожане забыли туда дорогу. Они считали, что осквернятся, если посетят хоть одну службу, во время которой упоминается папа, поэтому молились в других церквях, где всё оставалось по-старому.
А пока в Святой Софии служили даже в отсутствие народа, и вот однажды во время вечерни случилось так, что в верхней части собора разгулялся ветер. Из-за забывчивости кого-то из служителей остались открытыми окна на верхней галерее, а вечером ветер усилился, пошёл сквозняк и начала потихоньку раскачиваться центральная, самая большая, люстра, висевшая на цепи.
Люстру можно было опускать до пола, чтобы зажечь в ней свечи, и поднимать обратно, но когда она начала раскачиваться, механизм, удерживавший цепь, не выдержал. Люстра полетела вниз, упала на мраморный пол, и все свечи в ней разом погасли, так что вокруг сразу потемнело.
Никто не пострадал, потому что народу в центре церкви не было, а служители находились ближе к алтарной части, однако историю пересказали василевсу. Он решил держать всё в тайне, подумав, что многие могут принять случившееся за дурной знак, но, к несчастью, тайну сохранить не удалось.
Оказалось, что снаружи было хорошо видно, как в окнах собора из-за раскачивавшейся люстры заплясал свет, а затем, когда она упала, сделалось темно, потому что от оставшихся малых люстр было мало толку.
