кушетку, пошатнулся, но устоял на ногах. Удар был не сильным, но неожиданным.
Женщина глядела на него с плохо скрываемым презрением.
— Еще раз увижу возле моей дочери — бить буду уже не своими руками. И не обязательно руками вообще. Оглядывайся в тёмных подворотнях, урод, и держись подальше от Насти.
Алекс опешил, у него перехватило дыхание, но бизнес-тётя уже потеряла к нему всякий интерес. А вот из-за её спины уже вышла крепко сбитая женщина лет пятидесяти, в белом халате, наброшенном на застиранный цветастый сарафан. Рядом с ней маячил тот самый оболтус, который согласно документам вообще едва ходил. Голова «потерпевшего» была щедро обмотана бинтом, но лыбился сучёныш так, что никаких сомнений в его полном здоровье не остаётся.
— Это вот этот моего Бореньку бил? — цветастая женщина грузно приблизилась. В нос едко ударил запах тяжёлых дорогих духов и простого человеческого лука. — Маленьких-то горазд обижать? А? Педофилюга…
Тётка замахнулась, и Алекс резко шагнул в сторону, чудом пропуская мимо широкий удар крупного кулака. Сучёныш улыбнулся ещё шире, глядя куда-то за спину Алекса. Тот обернулся — к нему уже приближался опасного вида усатый дядька в форме ЧОПа. На груди красовалось гордое «Пересвет», а в глазах отражалась непохмеленная пьянка и вселенское зло.
Взгляд Алекса скользнул к бейджу: так и есть, некий Круглов А.Б… Папа, значит.
— Идите на улицу, нечего тут на глазах у ребенка, — зашипела цветастая женщина, а её очевидный муж вежливо, но твёрдо взял Алекса под локоток и повёл к выходу из больницы.
Глава 11
Суровая хватка усатого охранника к выходу из больницы ослабла, когда же они оказались на крыльце, мужик и вовсе отпустил Алекса, горестно вздохнул и протянул ему открытую пачку сигарет:
— Будешь?
«Это как приговоренным к смерти сигарету последнюю предлагают?..»
— Спасибо, не курю, — глухо произнёс Алекс, проигнорировав жест доброй воли своего возможного палача.
— Ещё и не куришь, — пробормотал себе под нос охранник и чиркнул зажигалкой. — Разговор к тебе есть, мальчик. Серьёзный разговор, мужской. Пиво будешь?
Говорил мужик на удивление спокойно, даже не пытаясь каким-то образом напугать Алекса. Он грустно затянулся и закашлялся, продолжая молчать и явно всё-таки ожидая ответа на своё странное предложение.
— Да не бойся ты так. Меня дядь Саша звать. А тебя Лёха, да? — охранник улыбнулся в щётку усов и протянул руку.
Алекс пожал протянутую пятерню.
«А вот теперь я совсем ничего не понимаю».
— Короче, Лёх, тут такое дело… Я со следователем говорил, они телефон прошарили Костюхин, а там на записи мой придурок действительно девку ту зажимал. В общем… давай я тебя пивом угощу? И забудем всё это. А Борьке… — он сплюнул и снова крепко затянулся. — Борьке я вечерком сам ремешка всыплю, мало не покажется.
Алекс осознал, что начинает улыбаться. То, что он изначально принял за маскировку агрессии, оказалось… действительной доброжелательностью усатого охранника. Удивительно, но этот похмельный дядечка с помятой «Балканкой» в жёлтых зубах правда не собирался его бить.
— А та… — Алекс коротко глянул на дядечку, но всё же решил смягчить слово, которым собирался назвать его очевидную жену. — Женщина та, она не знает правды?
— Называй своими именами, она — полоумная мегера! — захохотал дядька. — Да она всю эту чехарду и придумала, и всё бы у неё получилось, и денег бы стрясла с тебя, если бы телефон тот чёртов Настюха не нашла. И если бы я об этом всём не прознал. А так — только б ты с нас трясти чего не начал за эту, как её… клевету. Сам понимаешь, не со зла она, сами мы рабочие, двоих лоботрясов поднимаем, денег не хватает, а ты — молодой, одинокий, вот она и решила, что не против будешь поделиться. Но я же сам тебе всё рассказал, не будешь в суды писать, а?
— Не буду, — эхом повторил Алекс, вспомнив слова Аси про всю сложившуюся ситуацию. — Но хочу, чтобы правду знала мама девочки. Мне бы не хотелось…
Мужик громко выпустил из лёгких дым и отшвырнул окурок в сторону урны, и Алекс понял, что продолжения фразы он слышать не хочет.
— Мамка у девчонки больно резвая. Она нас по судам затаскает и пересажает ещё всю семью. Пожалей, а? — усатый с мольбой поглядел на Алекса, щетинистые седоватые брови встали домиком. — Куда же мы, у нас же детушки, да и Борька вообще парень хороший, просто моча в голову ударила, вот и понесло на подвиги. Я ему сам всыплю, только не сдавай, Христом Богом тебя…
— Но у следователя же телефон, — нахмурился Алекс.
— У него, да. Но мы там утрясли всё. Мама девки заяву катать не будет, мы тоже свою заберем. А я тебе пива куплю, да и лети ясным соколом на все четыре направления, чего тебе с мелкими-то делать, не детей же…
Усач хрипло рассмеялся и за рукав потянул Алекса к ближайшей пивнухе, маячившей яркой вывеской прямо за забором больничного двора, вразрез со всеми возможными правилами размещения подобных заведений.
«Соглашусь — и всё закончится. Всё, все проблемы, и все от меня отстанут, и буду жить так же, как и раньше жил. А откажусь… может, верну Аську, может, завоюю доверие её мамы. Но, возможно, буду отколошмачен в какой-нибудь подворотне дружками этого пацана. Или его ЧОПовского отца. Или его мамой, которая выглядит едва ли не опаснее всех их взятых вместе и укомплектованных ломами и топорами…»
Неожиданно Алекс понял, что всё ещё опаснее, чем ему кажется. Больница, цветастая тётя… и та женщина, к которой в кабинет Ася ушла, ещё так на него посмотрела, будто с удовольствием бы расчленила на этой самой кушетке. Мама сученыша — врач. Была в белом халате в этой больнице только что…
— А с врачом, к которому Настю увели, ваша жена случайно не дружит?
Глаза мужика неожиданно расширились, он открыл рот, будто что-то сказать собирался, но тут же закрыл его и бросился назад в больницу. Алекс поспешил за ним.
— …всё врёте! Он ничего не делал! — голос Аси, срывающийся на визг, будто врезался тысячей игл в сердце Алекса. Он ускорился, петляя между снующими по коридору медсестрами и пенсионерками.
— Марина Степанна считает по-другому, — стальной голос возможной будущей тёщи был таким же холодным. — Анастасия, бери сумку и идём домой. Ты под домашним арестом до конца лета.
— Но почему?! — всхлипнула Ася.
Алекса от спорщиков отделял последний поворот. И медленно толкающие кушетку с улыбчивым дедушкой четыре уставшие злые медсестры.
— Потому что стать бабушкой в
