ее ногам:
– Ты полагаешь, что я Казанова? У нас в России, при Екатерине II, был такой Лука… По фамилии… Ты все равно не поймешь, это непереводимая игра слов. Так вот: он наверняка смог бы.
– Я знаю его фамилию, – сказала, смеясь. – Приков[7], да? Ох уж этот английский!
– Ты – чудо! – обнял нежно, прижал к себе. – И я счастлив! И я – верь в мою искренность, – я очень жалею, что я не Приков!
Домой возвращался ночной улицей. Светили желтые фонари («У нас-то – синие, покойницкие», – подумал с обидой), тихо было и прохладно, за прозрачными витринами антикварных магазинов золотели старинные рамы и зеркала с истлевшей амальгамой, топорщились кресла с гобеленовой обивкой, в сумраке прятались старинные картины, они словно стеснялись давно отшумевшей жизни, оставшейся на холстах умершим мгновением. «Она заметила мое смущение, – неслось в голове. – Она заметила, и это значит, что ее выходка была проверкой: как я отреагирую. И я, идиот, отреагировал глупо, трусливо, она, вероятно, этого и ждала. Теперь – если она из «службы» – я сгорел синим пламенем. И не видать мне отрадных деньков впереди, кандалы глухо стонут в тумане…»
Решил переночевать в служебной, едва открыл дверь – раздался телефонный зуммер. Бросился, схватил трубку – кто мог звонить, кроме нее? Никому ведь не давал этот телефон… «Месье?» – послышалось в трубке. «Да?» – ответил, сдерживая готовую прорваться дрожь. («Да я му…к, и больше ничего! Институтка, девочка в бюстгальтере, да что же это со мной?» – едва не завопил громко и безнадежно.) «Я туда попал?» – продолжали в трубке по-французски. «А куда ты хотел попасть, дружок? – осведомился так спокойно, как только был способен. – Может быть, ты хотел попасть в одну дырку, а попал совсем в другую?» На другой стороне захихикали: «Остроумно, даже очень. Я ошибся, простите». – И в трубке загудел отбой.
«Черт бы вас всех взял… – подумал с тоской. – Что-то я совсем не в форме…» И снова «заиграл» свою странную мелодию телефон. Теперь трубку снял медленно, спросил холодно: «Да?» – «Это я, Кло, – прошелестело на другой стороне. – Ты спишь?» – «Нет. Думаю о тебе. И о том, откуда тебе известно о Белинском? Я даже испугался, сам не знаю почему…» Безошибочный ход, два восклицательных знака – если по-шахматному. Человек из разведки ни-ког-да такого вопроса не задаст. Он будет искать обходные пути. «А что ты подумал?» – в голосе искренний интерес. «Кло, да ведь я – русский, я от-ту-да, понимаешь (кушай, милая, если ты, не дай бог, то, что я о тебе сейчас подумал, – сойди с ума! Давай!)?» – «Кажется, я поняла… Я читала, давно, что «бывшими» интересуется ГПУ, так, кажется?» – «Давно не ГПУ, – лепил напропалую, теперь уже все равно, в Системе считают, что если разведчик заговорил на подобную тему, он испепелен, без остатка. – Сейчас это КГБ, насколько я ориентируюсь в делах бывшей родины. Я огорчился, Кло». – «Базиль, я надеюсь, ты не подумал… Ты не подумал, что я… Что я из… О нет». – Она явно волновалась. «Кло, – сказал ласково и утомленно. – Я не подумал так. Это ведь слишком глупо, не так ли?» – «Да. Ты придешь завтра?» – «Конечно. Разве я смог бы отказаться? Это все равно что предать себя самого и даже хуже, Кло!» – «Я так рада… До встречи, я люблю тебя». – «Я тоже тебя люблю».
Утром он подробно зашифровал все, что произошло. «Господи… – рассуждал мрачно и самоедно. – Да почему я, в конце концов, должен грузить на свой мятый пупок всю эту ахинею? Есть «они», есть специальное подразделение анализа – с компьютерами и умниками в очках, – вот пусть они ломают свои огурцовые головы, им за это деньги платят! Всю жизнь бежим впереди паровоза, а остановки-то и нет! В коммуне остановка, и светлое будущее – вот-вот, за горизонтом! А горизонт этот, как известно, воображаемая линия!» Он не был сомневающимся, тем более – антисоветчиком. Не с чего было. Просто еще в Высшей школе, потом во время общения с самыми близкими и проверенными товарищами по работе он конечно же обсуждал – с «конструктивных позиций» – болезни любимой родины, Системы, руководства. Это помогало убедить себя в том, что все в порядке, что есть отдельные недостатки, но они преодолимы, слава богу…
Сейчас он мчался в сторону французской границы. Паспорт, принадлежность к «звездной» системе – общему европейскому дому – позволяла пересекать любые границы во всех направлениях беспрепятственно. Задача, которую теперь должен был выполнить, в общем, была не слишком сложна и опасна: добраться до давным-давно оговоренного и ни разу еще не засвеченного места, заложить в тайник шифровку. Если по каким-то причинам это будет опасно, поснимать окрестности. Фотоаппарат имел встроенный микрорадиопередатчик, который должен был выбросить в эфир в течение доли секунды его сообщение Центру. По расшифровке это сообщение заняло бы по крайней мере три четверти специального бланка. Автомобиль резво взвез на возвышенность, с нее открывался вид на лежащий далеко внизу город, там осталась Кло, загадочная женщина с некрасивым лицом и удивительным телом, такого тела он никогда прежде не встречал. Остановив автомобиль, подошел к сломанному дереву, здесь была смотровая площадка и многие останавливались – это не могло вызвать подозрений у французской контрразведки или ее осведомителей из числа местных. Всласть полюбовавшись в бинокль окрестностями, решил ускорить процесс (нервничал, чего уж скрывать) и с тайником не связываться. Пощелкав спуском фотоаппарата и запечатлев лучшие виды, повернул объектив специальным образом, и в эфир выстрелила шифровка. Конечно, служба радиоперехвата засечет передачу и даже сможет (может быть) установить точку, но это все потом. Французы знают, с чем имеют дело, и группу мгновенного реагирования даже на вертолете к месту не вышлют: несравнима доля секунды и полчаса, которые необходимы для перехвата. За эти полчаса он будет уже далеко…
Объехав для вида и приличия все магазины приграничного городка, заехал в автомастерскую и попросил заменить постукивающие амортизаторы передней подвески. Это заняло ровно час. Расплатился и, напевая: «Кто может сравниться с Клотильдой моей», направился обратно к границе. Здесь все было спокойно, зевающий жандарм проводил его машину сонным взором и вернулся в помещение поста; он даже не попытался остановить или проверить паспорт. Зачем? Этот пограничный пункт между двумя дружественными государствами «семерки» ежечасно пересекают в ту и другую сторону десятки машин…
Ближе к утру Абашидзе включил радиоприемник – обыкновенный «Грюндик-Сателлит» с диктофоном – и стал ждать. Москва передавала балет Чайковского «Щелкунчик», Прага – длинный и нудный рассказ какого-то чешского классика. Ровно в четыре часа Родина ответила (работала радиостанция «Маяк»). Это было кодированное сообщение, звучавшее как письма солдат
