Протяжный вопль невыразимого блаженства вырвался из ее груди. Она была почти готова. Как скоро наступил этот момент, а ей хотелось, чтобы это блаженство длилось целую вечность! Не прекращая двигать телом, Марчелла взглянула на Анджело, догадавшись по напряженному выражению его лица, что он находится на пороге кульминации. И в следующую минуту, подобно давнишним любовникам, они в экстазе начали вместе издавать возбужденные вздохи и восклицания, характерные для людей, одновременно получающих оргазм. У обоих дрожали коленки, а Марчелла, чувствуя, как пол уплывает под ее ногами, придвинулась поближе к стене, чтобы сохранить равновесие.
Прижавшись друг к другу, они стояли, теперь уже не двигаясь, а по телу разливались волны экстаза. Она продолжала стоять неподвижно, нехотя расставаясь с последними минутами блаженства, а он стал поглаживать затылок и шею, как бы побуждая ее к счастливому, безмятежному сну.
Вздохнув и выпустив ее из своих объятий, он подмигнул ей. Марчелла стала приводить в порядок свою помявшуюся одежду, а Анджело, снова подвязав фартук и пригладив пальцами прямые черные волосы, улыбаясь, смотрел, как Марчелла старательно открывала дверной замок.
— Со мною никогда такого не случалось, — еле слышно сказала она, обращаясь к нему.
Поймав ее руку и глядя на нее печальными глазами, он поднес ее ладонь к губам и стал медленно целовать каждый ее пальчик. В голове у нее билась одна и та же мысль: почему Гарри не может делать то же самое и таким же образом? Она сразу бы влюбилась в человека, который мог бы так обращаться с нею.
Даже не обернувшись, она быстро покинула помещение рынка и, шатаясь, с победным видом направилась домой. Она была очень сладострастной женщиной и знала, как удовлетворить мужчину. И тут на нее нахлынула злость по отношению к Гарри. Почему простой рыночный упаковщик мяса знал, как надо обращаться с женщиной, целуя каждый пальчик на ее руке после того, как сам доставил ей столько удовольствия? А Гарри считает, что, сделав свое дело, может спокойно заснуть, отвернувшись от нее.
Она обиженно принялась готовить обед, а в теле эхом отдавались отзвуки удовольствия, служившего ей напоминанием того необычайного приключения, которое не выходило из ее головы. До прихода Гарри она приняла душ, смыв со своего тела остатки запаха Анджело.
Внезапно проснувшись среди ночи и скорчившись от пронзительной острой боли в животе, Марчелла стала кричать. У нее было такое чувство, будто в животе орудует гигантский штопор. Она разбудила своим криком Гарри, который, потянув на себя одеяло и вдруг увидев рядом со скрюченным телом Марчеллы пропитанную кровью простынь, чуть было не потерял сознание.
В больнице врачи быстро и эффективно обработали бесчувственное тело Марчеллы. Позже медсестра рассказала ей, что Гарри разразился плачем, услышав, что их ребенок погиб.
Когда Марчелла пришла в сознание, она удивленно открыла глаза, обнаружив, что находится не в своей постели, а на больничной койке; рядом, положив руки на колени, сидит Гарри. Она видела смутное очертание его лица через стоящие рядом на столе медикаменты.
Силясь, она произнесла его имя:
— Гарри?
Подпрыгнув от радости, он нагнулся над ней:
— С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Марч?
Отвернувшись, она ответила:
— Неважно.
Жестикулируя руками, он принялся объяснять:
— Я так волновался. Ты потеряла очень много крови.
— Неужели ты и вправду волновался обо мне? — прошептала она, не двигаясь затекшим телом. — Что со мною случилось?
— У тебя произошел выкидыш. Мы потеряли нашего ребенка, Марч, — сказал он.
Протянув к нему руки и зарывшись носом в его плечо, она тихо плакала.
— Я так виновата, Гарри… — хныкала она. Сидя рядом с нею и глядя на нее, он успокаивал:
— Ни в чем ты не виновата.
Эти слова, будто острием кинжала, пронзили ее грудь, потому что она начала припоминать то, что предшествовало этому событию. Не ее вина? Ей и самой очень хотелось поверить в эти слова!
— Принеси мне немного воды, — попросила она. — У меня пересохло во рту.
Он помог ей приподняться и напоил ее. Марчелла залпом осушила целый стакан.
— Больше не пей, а то медсестра увидит, — предупредил он, забирая у нее стакан.
— Спасибо, — поблагодарила она.
В глазах Гарри было совершенно новое выражение: скорее всего, именно случившаяся беда помешала скрыть ему свои чувства.
— Я заказал отцу Кармелло панихиду по умершему младенцу, — сказал ей Гарри. — Она состоится через четыре дня. Как ты думаешь, сможешь ли ты поправиться до этого?
Она снова легла на подушку.
— Я не думаю, что смогу перенести это, Гарри. И с каких это пор ты начал верить в такую чепуху?
— Мне хотелось что-то сделать, и я надумал заказать панихиду.
Она изо всех сил старалась сосредоточиться, но мысли ее разбегались. «Что же мы имеем на сегодняшний день? Именно из-за ребенка мы устроили эту женитьбу. Не значит ли это, что теперь я совершенно свободна? А он, наверное, продолжает думать, что я захочу остаться замужем за ним».
— Возьми меня за руку, Гарри, — прошептала она. В эту минуту ей очень хотелось чувствовать чье-то тепло. Он потянулся за рукой Марчеллы, и она с силой сжала его ладонь. — Возьми меня на руки! — взмолилась она.
Нагнувшись к ней, он взял ее на руки, и она крепко прижалась к нему. Марчелла никогда не чувствовала себя так мерзко. Возможно, она, сама того не подозревая, возлагала на этого неродившегося ребенка все свои надежды.
Когда в больницу пожаловали родители, Ида, нагнувшись к уху Марчеллы, прошептала:
— Нам надо быть сильнее!
Марчелла знала, что под словом «мы» подразумевались все женщины. Ида бросила взгляд, полный сочувствия, на утирающего слезы Альдо.
— Ну, папа, перестань! Ведь я же поправлюсь.
В ответ он смущенно откашливался. Ей стоило только раз взглянуть в его сторону, чтобы понять, как сильно он любил ее и жалел.
Из-за полученной инфекции Марчелле пришлось пролежать в больнице на пять дней больше, пропустив устроенную Уинтоном панихиду.
Выписавшись из больницы, она крадучись вернулась в свою квартиру, откуда в течение нескольких дней не выходила на улицу. Убирая приготовленные для новорожденного вещи, она никак не могла избавиться от чувства огромной вины перед неродившимся ребенком. Она изо всех сил старалась больше не вспоминать о том, что произошло тогда на рынке, но память, как назло, снова и снова возвращала ее в тот злополучный день. «Но ведь беременным женщинам не запрещено заниматься любовью, — утешала она себя, — да и Анджело не допустил абсолютно никакой грубости по отношению к ней». Но так или иначе слишком уж странным было то, что выкидыш произошел именно в тот день, когда она испытала истинное наслаждение.
