необходимостью собрать и забрать какие-то важные документы…
– Но мы же знаем теперь, что тех самых важных документов они не нашли, – не сдавался я.
– Вы хотите идти туда сейчас, в такую темень, когда кто-нибудь может нас услышать? – кузина, возражая мне, все же поднялась и укуталась в висевшую на спинке козетки шаль.
За окном снова ударил раскат грома.
– Днем это сделать почти невозможно, – я все пытался заразить Аглаю своим азартом, – наши поиски не ускользнут от бдительного взгляда вашей матушки. А сейчас такая буря за окном! Она заглушит любой случайный шум…
Искра молнии на мгновение осветила лицо Аглаи, придавая ее испуганному взгляду долю античной трагичности. Девушка встала и дрожащей рукой взяла со стола лампу. Пламя за стеклом качнулось и затрепетало.
– Что же, этот день и так был ужасен… В самый раз закончить его посещением кабинета моего покойного отца, – пробормотала кузина, сделав упор на предпоследнем слове.
Мы, стараясь ступать как можно тише, вышли из гостиной, осторожно прошли по коридору, озаряемому грозовыми всполохами, и поднялись вверх по лестнице. Подойдя к двери кабинета, Аглая остановилась и обернулась ко мне:
– Это совершенно необходимо?
Не ответив кузине, я отстранил ее и толкнул дверную ручку.
Дверь предательски заскрипела.
Весь дом, как мне показалось, содрогнулся. Втянув головы в плечи, мы замерли в ожидании топота ног прислуги, сбегающейся с разных концов усадьбы. Аглая, закрыв ладонью рот, вжалась в стену.
Но на шум никто не откликнулся. Большой темный дом все так же безмолвствовал. Только за окнами шумел дождь, на пару с ветром стуча в стекла ветками цветущих в саду кустов и деревьев.
Я опять взялся рукой за дверную ручку, и в сумраке снова раздался громкий протяжный скрежет.
Аглая схватила меня за рукав и покачала головой.
Мне пришлось подчиниться.
Мы вернулись в гостиную, и Аглая упала в кресло.
– Все, достаточно! Никаких ночных обысков и осмотров, никаких расследований и догадок! Подлог, убийство, смерть адвоката, заверившего завещание… Мне и днем уже ходить страшно, а уж ночью… Нет, это невозможно! Увольте! – она стукнула кулачком по подлокотнику кресла и вдруг, закрыв лицо рукой, тихо расплакалась.
Я совершенно растерялся. Не зная, что делать и с какой стороны подступиться к этому огромному и неудобному креслу с плачущей в нем кузиной, я беспомощно озирался в поисках графина с водой. Потом я просто встал перед сестрой на колено и взял ее за руку.
Немного погодя, Аглая всхлипнула, вздохнула и чуть улыбнулась мне сквозь слезы:
– Все хорошо, Мишенька, со мной все хорошо. Идите, милый, спать…
Мне ничего не оставалось, как отправиться в свою комнату.
Раздевшись и умывшись, я вспомнил, что так и не написал письма матери, но сил у меня для того более не оставалось, и я решил отложить это дело на завтра, успев набросать лишь несколько строк в своей записной книжке. В комнате было немного зябко, да и переживания ушедшего дня еще давали о себе знать колючим холодком по коже, поэтому я забрался в кровать, уже предчувствуя вероятное приближение лихорадки.
«Самому бы сейчас не слечь ненароком, – подумал я. – Это было бы нынче совсем некстати».
Сон все не шел.
Гроза закончилась. Шум за окном стих, и только с кровли еще то тут, то там срывались крупные водяные капли и звонко шлепались в натекшие под окнами лужи.
Я встал и приоткрыл окно. Сад дохнул на меня своим влажным, терпким и сладким ароматом. Но легче мне не стало.
Вдруг в пустынном безмолвии дома мне послышался скрип.
Я обернулся к двери и прислушался.
Тишина…
Я на цыпочках подошел к двери и замер.
Снова тихо…
Я затаил дыхание.
«Неужто показалось?» – удивившись правдоподобности своей иллюзии, я вздохнул и тут снова услышал этот звук.
Это был скрип. Скрип двери в хозяйский кабинет.
Кто-то вошел в кабинет? Вор? И дом, и двор заперты, и на дворе полно прислуги. Аглая? Она сейчас слишком напугана, чтобы снова пойти туда. Тетка, Надежда Кирилловна? Но почему сейчас? Уж она-то всегда может это сделать днем. Слуги? В самом доме живут только горничная да кухарка, но едва ли им что-то может понадобиться в хозяйском кабинете…
Я сел на кровать и снова прислушался.
Было тихо. И все же мне там и сям то и дело мерещились шаги, стуки, скрипы, какой-то шелест и позвякивание.
Голова плыла. Я лег в постель и лежал, совсем не шевелясь и стараясь разом расслышать хоть что-нибудь и не слышать ничего.
Сколько это продолжалось, не знаю, так как силы, видимо, окончательно покинули меня, и я сам не заметил, как наконец уснул.
Глава V
Утром я проснулся совершенно разбитым. Спустившись к завтраку, я увидел в столовой Аглаю. Она стояла у окна, и темные круги под ее красными глазами свидетельствовали о проведенной ею бессонной ночи.
Не успели мы поприветствовать друг друга, как в столовую вошла Надежда Кирилловна. Она была одета по-дорожному, и вид у нее был самый решительный.
– Аглая, друг мой, я вчера перед сном вспомнила об одном важном деле в нашей усадьбе на Клязьме, и мне нужно на пару дней срочно уехать, – сказала она. – Ты не хочешь составить мне компанию? Кучер уже закладывает экипаж…
Кузина побелела.
– Простите, матушка, но мне что-то неможется, – прошептала она и схватилась за резную спинку стула.
– Боже мой, конечно! Такие события, такие нервы, – тетка перекрестилась сама и осенила крестным знамением дочь. – Хорошо, тогда я поеду одна. Оставляю вас с Михаилом Ивановичем под надзором нашей кухарки. Аглая, ляг сейчас же в постель! Тебе надо поберечь себя! Михаил Иванович, поухаживайте за сестрой, будьте так добры! Да, и не забудьте написать матушке обо всех наших злоключениях, – и она, распрощавшись с нами, вышла во двор, на ходу раздавая прислуге последние распоряжения.
Мы остались в столовой одни. Аглая, собирая с подоконника в ладонь опавшие лепестки герани, молча смотрела в окно на то, как во дворе лакей Тихон, одетый в длинный синий кафтан и шапку с меховой опушкой, укладывал в легкую бричку для дальних поездок теткин багаж.
Я подошел к кузине почти вплотную.
– Могут ли векселя оказаться на вашей летней даче? – прошептал я.
– Едва ли, – так же тихо ответила Аглая. – Отец никогда не хранил там ничего важного или ценного.
– Однако ваша матушка, вероятно, желает удостовериться в этом лично. В любом случае, ее отъезд ненадолго развязывает нам руки.
– Вы намерены снова идти в отцовский кабинет?
– Мы должны попытаться ухватить эту нить! Или же убедиться в
