счастья, глядя на стаю ничего не подозревающих голубей. Думаю, этот год обещает быть чертовски потрясающим.
Несмотря на то, что я так устала, что чувствую себя зомби, я не могу удержаться от улыбки про себя, пока автобус едет по улицам. Лондон выглядит таким красивым, покрытый тончайшей сахарной глазурью из инея. Он сверкает на каменных стенах и дорогих на вид черных перилах, придавая красным телефонным будкам красивый вид с открытки. Это дом. Я обхватываю себя руками, потому что не могу до конца поверить, что это правда. Мне тепло и хочется спать в моей толстой лыжной куртке. Моя голова прислоняется к прохладному окну автобуса, и я наблюдаю, как город оживает.
Двое ранних утренних бегунов, одетых в термобелье со светоотражающими полосками, проносятся мимо, пока мы ждем, когда сигнал светофора сменится с красного на зеленый. Рождественские елки все еще освещают окна домов, и это меня радует. Мне всегда грустно из-за деревьев, которые я вижу лежащими в ожидании сбора на обочине, заваленные грудами черных мешков для мусора. Когда у меня будет собственный дом, в каждой комнате у меня будет елка, и все это место будет освещено миллионами крошечных белых огоньков-звездочек. Думаю о том, как росла, и как я украшала свою спальню, и как моей маме не терпелось убрать все украшения, потому что она ненавидела беспорядок, и как бабушка с дедушкой компенсировали это елкой, которую они всегда разрешали мне украшать, увешанной безделушками, которые я смастерила в начальной школе и буйной радугой мишуры. А потом, когда мы сворачиваем на Черч-стрит, мои мысли перескакивают вперед, представляя, как в это же время в следующем году мы все будем праздновать Рождество в доме на Олбани-роуд. Роб умеет готовить, конечно, в том, чтобы жить с шеф-поваром, должно быть преимущество, и я была бы там, одетая во что-нибудь облегающее и сексуальное, и…
Я выглядываю в окно и понимаю, что нахожусь в Лэдброук-Гроув. Выйдя из автобуса, я хватаю свой чемодан и тащу его по улице, колеса громко стучат в тишине раннего утра. А потом я сворачиваю за угол и вижу дорожный знак, который сообщает, что я дома. Олбани-роуд. Теперь я живу в Лондоне, тихо говорю я себе, отступая назад, чтобы все это осмыслить.
— Аккуратно!
Из ниоткуда появился мужчина на велосипеде и умчался, мигая фарами на колесах. Он что-то пробормотал, и мне почему-то кажется, что это было что-то не очень вежливое. Но ничто не омрачит этот момент. Дом погружен в темноту, и я поднимаюсь по каменным ступеням, поднимая чемодан повыше, чтобы он не шумел. Понимаю, что еще рано, а я не хочу никого будить. Я на мгновение останавливаюсь у огромной двери, обшитой красными панелями.
Поворачиваю ключ в замке и медленно открываю дверь. В холле горит боковой свет, а на деревянном комоде лежит груда нежелательной почты. На крючке висит потрепанная соломенная шляпа, вся в мишуре. Там же стоит потрепанная пластиковая рождественская елка и три пустые винные бутылки, которые выглядят так, словно их бросили на пол у двери, ожидая отправки в мусорное ведро. В доме пахнет несвежим пивом и недоеденной пиццей, как в студенческой квартире. Думаю, празднование Нового года, должно быть, все еще продолжается.
Я крадусь наверх и открываю дверь в свою комнату. Бекки застелила постель (в этот момент я так сильно люблю ее, что могла бы подняться наверх и обнять ее, но что-то подсказывает мне, что ей это не понравилось бы), а занавески задернуты.
Я бросаю свой чемодан и сумку и на мгновение присаживаюсь на край кровати. Чувствую себя совершенно бодрой, и пока я сижу, понимаю, что за соседней дверью, между нами всего лишь стена, находится Алекс. И я слышу звон и звук шагов понимая, что он проснулся. Я могла бы пойти и поздороваться. Это было бы совершенно нормально, если он проснулся. Я имею в виду, что, по общему признанию, сейчас, я смотрю на часы, четверть седьмого утра, но, возможно, он ранняя пташка. Я могу просто заскочить в туалет, и если я случайно столкнусь с ним… Ну, это же просто совпадение, не так ли? Совершенно нормальное совпадение.
(Да, я проверю свое лицо в зеркале, пока буду там, вытру подтеки подводки из-под глаз и взобью волосы. Я делаю это каждый раз, когда хожу в туалет. Разве не все так делают?)
Я открываю дверь спальни, и его дверь открывается точно в то же время. Мое сердце сильно бьется о грудную клетку. Так и должно быть.
А потом Эмма выходит и направляется в ванную. Она не оборачивается, значит, не видит меня, и когда дверь ванной закрывается, я отшатываюсь назад в свою комнату, как улитка в свою раковину, а затем со стоном плюхаюсь на кровать. С какой стати Эмма выходит из комнаты Алекса? Если они поменялись спальнями, это значит, что он находится по другую сторону лестничной клетки, и я украдкой подслушивала, как она собирается на работу. Она как раз из тех людей, которые встали бы в шесть утра. Она, вероятно, уже позанималась йогой, а теперь собирается выпить немного зеленого сока и помедитировать, прежде чем час поработать с бумагами и отправиться в офис. Она настоящая взрослая.
И тут я понимаю, что мне все еще отчаянно хочется в туалет, поэтому я встаю и открываю дверь своей спальни как раз в тот момент, когда Эмма выходит из ванной.
— О! Джесс. Привет, — говорит она шепотом, улыбаясь своими идеальными зубами. — Ты только что вернулась? Прекрасно провела время?
— Было потрясающе, — говорю я, а затем снова открываю рот, чтобы спросить, поменялись ли они комнатами в мое отсутствие, и закрываю его, когда понимаю, что она проходит мимо меня в халате в стиле кимоно, сшитом из какого-то шуршащего шелкового материала, и направляется к спальне в конце коридора. Ее спальне.
Я прислоняюсь спиной к двери своей комнаты, и до меня доходит. Эмма, наша прекрасная соседка по дому, провела ночь с Алексом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Алекс
3 января
О. Мой. Бог. У меня такое ощущение, что мою голову использовали как грушу для битья. Я протягиваю руку к краю кровати, где Вчерашний Я предусмотрительно оставил полбутылки кока-колы. Она совершенно безвкусная и на вкус как дерьмо, но смывает двойную дозу ибупрофена и парацетамола, которые, как я надеюсь, помогут справиться с похмельем. О чем, черт возьми, я думал прошлой ночью? Сегодняшний день обещает быть убийственным — двенадцатичасовая
