– Было бы… Спасибо.
Помолчав немного, он продолжает, настороженно глядя на нее:
– Лучше зови меня Тоумасом, покуда мы не доберемся до Стиккисхоульмюра. Люди здесь большие охотники до сплетен.
Будет ли у нее сегодня ночью крыша над головой или нет – зависит от ее ответа.
– Хорошо, – сухо говорит она.
Когда солнце уже готово вот-вот нырнуть за горизонт, они добираются до крохотного селения – четыре дома, притиснутые друг к дружке, будто сжатые в кулак пальцы.
Пьетюр стучится в дверь ближайшего дома. Когда им открывают, Пьетюр кланяется и спрашивает, не будет ли хозяин так любезен пустить их с молодой женой переночевать. Они направляются на запад. Никак не думали, что путь окажется настолько далек, поясняет он с улыбкой.
Ложь, словно вода, так и льется с его губ. Внутри у Роусы все сжимается от нехорошего предчувствия. Однако хозяин, молодой паренек с плоским и бесхитростным крестьянским лицом, молчит и согласно кивает. Похоже, он простофиля.
Вдруг он спрашивает:
– Как твое имя?
– Тоумас Агнарссон, – без запинки отвечает Пьетюр.
– Ой ли? – Хозяин сощуривает глаза. – А выглядишь ты совсем как Пьетюр, работник Йоуна Эйрихссона. О нем тут постоянно судачат.
У Роусы кровь стынет в жилах. Этот человек уж точно не простофиля. В уголках его рта таится жестокая улыбка.
Пьетюр и бровью не поводит.
– Мало ли на свете похожих людей.
На плоском лице парня расплывается улыбка.
– Уж на тебя-то никто не похож. Ты не такой, как мы, и даже для датчанина чересчур смугл. Huldufólk, вот чьего ты роду-племени.
Губы Пьетюра кривятся в жесткой усмешке.
– Поосторожней. Суеверия приведут тебя на костер.
– Ты найденыш. Пускай prestur и взял тебя к себе как сына, но своего настоящего пабби ты не знаешь. С Эйидлем вы вовсе не родня. На вид ты чужеземец, как есть дикарь. Все здесь о тебе наслышаны, Пьетюр, и легко узнают тебя при встрече. С чего это ты чужим именем назвался?
– Поумерь свое любопытство, – с угрозой в голосе отрезает Пьетюр.
Хозяин потирает ладони.
– Стало быть, тут замешана Анна Олавсдоуттир? Я слыхал, нехорошо с ней дело кончилось. Скверная история. – Его широкое лицо ожесточается, и ухмылка обнажает мелкие и острые, словно у крысы, зубы. – Скажешь, это болезнь ее унесла? – Он издевательски гогочет, и по окрестным холмам прокатывается эхо.
У Роусы сжимается горло.
– Заночуем в другом месте. – Пьетюр разворачивается и идет прочь.
Однако плосколицый с развязным видом следует за ним.
– Так это его новая жена? Только погляди – глазищи перепуганные, что твоя овечка. Она еще не знает, за кого замуж вышла. – И, хохотнув, он кричит Роусе: – Уноси ноги, пока не поздно!
Пьетюр хватает его за горло и швыряет спиной о стену. Парень пытается высвободиться, но Пьетюр выхватывает из-за пояса нож и неторопливо приставляет острие к прыгающему кадыку.
– Сдается мне, твое лицо не мешало бы перекроить, – рычит он. – Рот у тебя великоват, уши маловаты, а нос чересчур длинен. Немудрено, что ты суешь его не в свое дело. Ну так я тебе помогу.
Хозяин часто сглатывает, дергая кадыком.
– Не укоротить ли тебе нос? – шипит Пьетюр, поднося нож к его лицу. – А глаза тебе не мешают? – Нож застывает на волосок от его левого зрачка. – А может, тебя беспокоит горло? – Острие упирается в бьющуюся на тощей шее жилку. – Меня вот беспокоит. Слишком уж ты горласт.
– Я… Я не хотел… – Парень бросает отчаянный взгляд на остолбеневшую от ужаса Роусу. – Извините меня, госпожа. Вы, без сомнения, будете счастливы в браке. Я…
– Тихо! – стальным голосом обрывает его Пьетюр. – И заруби себе на носу: engi er allheimskr ef þegja má.
Тот еще не совсем дурак, кто умеет молчать[11].
Плосколицый нечленораздельно повторяет свои извинения. Пьетюр выпускает его, и он, спотыкаясь, кашляя и потирая шею, исчезает за дверью.
Пьетюр убирает нож обратно за пояс и хватает Роусу за руку.
– Идем. А ну как у него братья есть? И соседи, поди, все слышали.
– Но ведь темно…
– К черту! Уходим. – Он тащит ее за руку прочь от селения и силком усаживает в седло.
Лошади берут в галоп, и Роуса, оглянувшись через плечо на отблески огня в окнах домов, переводит глаза на Пьетюра, чье лицо теперь переменилось: подбородок выдается вперед, как суровые скалы Тингведлира.
Роуса вцепляется в гриву своей лошади и, щурясь, всматривается в бесконечную черную пустоту впереди. У нее такое чувство, будто она вот-вот сорвется с обрыва.
Часть вторая
Правду говорят, что никто сам себе не творец.
Исландская поговорка из «Саги о Греттире»Роуса
Стиккисхоульмюр, сентябрь 1686 года
На следующее утро Роуса и Пьетюр добираются до Стиккисхоульмюра.
Пьетюр настоял на том, чтобы ехать всю ночь напролет, и Роуса вконец обессилела. Он отказался останавливаться на привал и не стал объяснять, что имел в виду плосколицый хозяин. Этот издевательский смех никак не шел у Роусы из головы. Анна умерла не от болезни? А Пьетюр – сын Эйидля?
В конце концов Роуса прижалась щекой к шее Хадльгерд и, убаюканная ее мерным шагом, забылась беспокойным сном. Ей снился безглазый человек с перерезанным кровоточащим горлом и овцы, которые, вытянув тонкие белые шеи, кладут головы на колоды для рубки мяса.
Ее будит дразнящий ноздри едкий запах соли.
– Где мы?
– Дома.
Они поднялись на холм, и теперь их глазам предстает крошечный далекий мир у его подножия, будто они, как древние боги, взирают на землю с небес. Позади простирается лавовое поле. Некогда раскаленные докрасна потоки застыли пузырями, почернели и густо обросли мхом, но создается впечатление, что они продолжают бурлить и зыбиться, словно земля потонула в кипящем зеленом море. Возвышающийся над полем заснеженный череп горы обращает к небу раскрытый зев, царапая зубами донышки облаков и дыша на них студеным воздухом. Из разверстых челюстей лениво струится тонкий дымок.
Пьетюр кивает в сторону горы.
– Драупюхлидарфьядль. Не бойся. Он только грозится. Иногда он дымит больше, иногда меньше, но тем все и кончается. А мы сейчас стоим на склоне Хельгафедля. О нем говорится в…
– «Саге о людях из Лососьей долины». Стало быть, Гудрун, дочь Освивра…
