укладывался в постели между матерью и Гонсало, как меч, отгораживавший Тристана от Изольды. Возникавшая эдипова борьба включала ворчание, шлепки, пинки и даже удары головой, однако боевые действия прерывались в светлое время суток, потому что с первого же дня Висенте увидел в Гонсало подходящего товарища по играм и почти забавного дружка. Поскольку своей семьи у Гонсало не было, он надолго задерживался в их доме, оставался на ночь. И каждый раз в таких случаях мальчик казался удивленным. Появление двуспальной кровати разве что изменило масштаб поля битвы. Если бы наматрасник был картой, то Висенте представлял бы собой что-то вроде маленькой и воинственной средиземноморской страны, которая, однако, служила причиной постоянных раздоров между великими державами. Причем иногда дискуссии обострялись: хотя теоретически Карла была заинтересована в сексе даже больше, чем Гонсало, он утверждал, что она ничего не делает ради приближения удовольствия. Наиболее спорным моментом стал категорический отказ Карлы не только запирать дверь на замок, но и полностью закрывать ее из опасения, что не услышит вовремя зов сына.
За исключением редких ночей, когда родители Карлы брали Висенте к себе (теперь они жили в просторной квартире в районе Нуньоа), и утренних визитов в мотели (кстати, гораздо более приличные, чем те, где проходили их первые встречи), Карла и Гонсало были вынуждены заниматься любовью в напряженной, целомудренной тишине и в не слишком изобретательных позах. К тому же вторая – или предпоследняя – ступенька лестницы, которая во времена свиданий под пончо служила им дозорным, уже не работала. То есть теперь она работала правильно, так как перестала скрипеть под ногами. И первое, что сделал Гонсало, когда почти ровно через год после их воссоединения официально въехал в дом Карлы, это немного ослабил крепление доски, однако не добился желаемого результата: ступенька отказывалась скрипеть. Гонсало перепробовал самые разные шурупы на всех досках лестницы, но безуспешно. Одно субботнее утро он посвятил сборке ожерелья из колокольчиков, которое мальчик с радостью водрузил себе на шею. А шокированная Карла гневно заявила: «Мой сын тебе не кот». В качестве последнего средства Гонсало прикрепил ожерелье скотчем на край ступеньки и сразу же убедился, что даже если взрослый человек осмелится отбивать чечетку или исполнит другой похожий танец, эта чертова ступенька издаст лишь робкий тихий звук, абсолютно недостаточный для своевременного сигнала.
Гонсало мечтал о возможности оставлять Висенте в доме его отца хотя бы на некоторые выходные. Это казалось ему самым простым выходом из положения, но Карла не желала говорить с Леоном. Они не виделись много лет и редко разговаривали по телефону: общение ограничивалось лаконичными электронными письмами и не всегда пунктуальными переводами отцом скудной суммы на сберегательный счет матери. Вот и все взаимодействие.
Договоренность избегать друг друга идеально действовала с самого начала. В дни свиданий ребенка с отцом Карла отвозила Висенте в дом его бабушки и дедушки по отцовской линии и сигналила клаксоном пять раз подряд, чтобы бабушка вышла забрать внука. А Леон возвращал его в семь вечера в этот же дом, перед которым в восемь вечера Карла опять останавливалась и снова бибикала пять раз. Бабушка выводила мальчика из дома и оставляла его у ворот, приветствуя Карлу поднятием бровей, дабы продемонстрировать ей свое пренебрежение. Когда в этой истории возник Гонсало, протокол поведения усовершенствовался, поскольку он стал ответственным за доставку ребенка в дом его бабушки и дедушки по отцовской линии.
Однажды утром Гонсало решил, не посоветовавшись с Карлой, предложить Леону новое соглашение. Вопреки привычному протоколу, он вышел из машины вместе с Висенте, позвонил в дверь, вошел в дом и стал настырно дожидаться своего вероятного соперника, который запаздывал. Мальчик отправился во внутренний дворик, чтобы поиграть с Адамо, невыносимо скулящей таксой. Гонсало смотрел на них в окно, и ему показалось, что Висенте – самый красивый мальчик, а Адамо – самый уродливый пес на свете. Было непонятно, когда же нагрянет Леон. Впрочем, Гонсало заранее приготовился к длительному ожиданию: в рюкзаке лежали объемистая антология современных французских поэтов и полуторалитровая бутылка минералки, поскольку он догадывался, что старики не предложат ему и стакана воды. Как вдруг через полчаса явился отец Леона с банкой газировки Bilz и с тремя крекерами на тарелке. И хотя старик даже не поздоровался с ним, Гонсало оценил этот жест как достаточно вежливый.
Присутствие Гонсало застало врасплох и удивило Леона. Во время разговора он нареза́л салями на дольки, и вначале темой был вкус этой колбасы, а не новый режим посещения дома. Леон использовал нервозность Гонсало, не проявившего умения вести беседу, цель которой для Леона была очевидна: бедняга всего-навсего добивался возможности получить доступ к нормальной половой жизни.
Когда Гонсало осмелился, наконец, выступить с предложением, от салями осталось менее четверти.
– Каждые вторые выходные, – заявил он, пытаясь озвучить свою инициативу твердым, но разумным тоном.
– Нет уж, приятель, – отреагировал Леон, – только один уикэнд в месяц.
– Ну, тогда три дня ежемесячно. В субботу или воскресенье, а потом в субботу и воскресенье.
– То есть два уикэнда в месяц, один неполный, а другой полный?
– Именно так, – подтвердил Гонсало, улыбаясь уголками губ.
– Размечтался, чувак, мне такое не в жилу. Одни выходные в месяц, соглашайся или выметайся.
– Ладно, но тогда с пятницы по понедельник. Забираешь его из школы в пятницу после обеда и оставляешь там же в понедельник утром.
– По рукам, приятель, – согласился Леон.
Вдобавок, будучи абсолютно уверенным в своей победе, Леон затронул вечный спорный вопрос о дополнительных расходах на мальчика – и они решили покончить с этим, обсудив дележ затрат на его одежду, школьные учебники и внеклассные занятия, которые на самом деле ограничивались несколькими довольно дешевыми уроками плавания.
Карла восприняла известие, что Висенте станет проводить целый уикэнд в доме Леона, как ужасное и сразу же завела утомительный разговор, первый по-настоящему серьезный и первый же, в котором верх одержал Гонсало. Он утверждал, что мальчику будет полезно лучше узнать своего отца (фраза «узнать, кто его отец на самом деле» стала козырной). Карле пришлось смириться с тем, что ребенку предстоит нескончаемый марафон гамбургеров и мультфильмов по телевизору. Да и Гонсало подумал, что ему будет не хватать Висенте, которого он начинал любить как собственного сына или так, как, по его мнению, должно любить собственного отпрыска. Впрочем, одновременно он испытывал и понятную эйфорию.
В первые выходные в отсутствие Висенте они строго следовали плану Гонсало. Пятничным вечером предавались намеченным сексуальным игрищам, и все-таки вечер стал запоминающимся. В субботу позавтракали суши в постели и провели день за просмотром второго сезона телесериала «Клан Сопрано»
