предприятия, оросили пустынные земли, уровняли в правах со всеми гражданами Советского Союза!
— Чепуха! — рявкнул Лёша. — Во времена СССР все работали, все строили каналы и заводы, не только русские.
— Все строили, — подтвердил Николай.
— Конечно, работали все, — согласился я. — Но на чьи деньги? Кто оплачивал материалы, механизмы, труд инженеров и рабочих?
— Что, одни русские что ли? — Набычился Лёша. — Узбеки, киргизы и казахи тоже работали!
— Разве я спорю? Работали, конечно, но их труд давал в общий союзный бюджет весьма малую долю в сравнении с Россией. А почему же, по-твоему, все эти народы и их ныне самостоятельные республики враз обнищали, как только вышли из состава СССР и выгнали со своей территории сотни тысяч русских? Заметь — именно они, узбеки, казахи, киргизы и прочие, «освободившиеся от русского гнёта и эксплуатации», как они говорят, выгнали русских, а мы их принимаем, даём работу и не гоним вон из России! Так кто же на самом деле проявляет явную неблагодарность? Вот эта Диля, о которой ты так страстно печёшься, почему она приехала на заработки в Россию? Да ещё с мужем? В свободном от русских Узбекистане не нужны журналисты и шофера? Там перестали выходить газеты и остановились стройки? Говорят, сейчас в России миллионы гастарбайтеров из бывших советских республик. Не мы же, русские, к ним едем, а они к нам! Так кто же кого кормил, одевал и содержал?
— Ну, может быть в чём-то ты и прав, — сбавил тон дед Лёша. — Но обидно за тех узбекских женщин, которые приняли во время войны русских детей, а теперь их здесь презрительно зовут «чурками»…
— Конечно, обидно, — согласился я. — Но тех ли женщин так зовут? Я уверен, те узбекские женщины и мужчины никогда не покидали свои дома в поисках лучшей доли на чужбине. Они жили, работали и умирали на своей родине. На таких людях, как говорится, земля держится, они — соль земли! Их всегда и везде уважали и будут уважать. Презирают тех, кто, как перекати-поле, постоянно ищет лучшей доли, легко меняя родину на чужбину. Такие и среди русских встречаются, таких и у нас не любят. А раз не уважают своих «искателей лёгкой жизни», то с какой стати уважать чужих? Ты у себя построй лучшую жизнь, вот тогда тебя будет за что уважать, и вряд ли у кого язык повернётся обозвать «чуркой» или ещё как. Ну, за что мне уважать эту Дилю? Ты видел, как она работает?
— Хорошо работает, старательно, — вскинув голову, ответил Лёша. — И пол помыла, и пыль протёрла.
— Хорошо, говоришь? Да, она и пол помыла, и пыль протёрла. И работала в резиновых перчатках. А ты заметил, что твоя Диля руками в этих же перчатках и половую тряпку отжимала в ведре и расправляла на полу, чтобы надеть на швабру, и тряпку макала в ёмкость с водой или дезинфицирующим раствором, чтобы пыль стереть с ваших тумбочек и розеток с выключателями? Я ей свою тумбочку протирать не дал, у меня на ней, как и у вас, посуда стоит и таблетки лежат. И как мне после такой «гигиенической» уборки называть эту Дилю?
— А ведь она и мои тарелки этими же перчатками брала, — ошеломлённо выдохнул Костя. — Вот ведь…
И он выдал длинный многословный матерный аналог слова «чурка».
Проблема стула
— Поднимите руку, кто уже три и более дня не ходил в туалет по большому? — закончив обход нашей палаты, вдруг спросила Татьяна Михайловна.
Чуть поколебавшись, я поднял руку. Публично обсуждать столь интимную вещь мне было неудобно, тем более, что до неожиданного вопроса Лопухиной я вообще отсутствие стула и за проблему-то не считал. За более чем полвека своей сознательной жизни мне трижды довелось полежать в больнице. И каждый раз в первую неделю нахождения в палате, я тоже не рвался в туалет, чтобы облегчить свой кишечник. У меня просто не возникало такого желания, и я считал, что всё в порядке. Раз организм сам не хочет, то и проблемы нет.
— Вечером получите двойную дозу магнезии, — безапелляционно заявила мне Татьяна Михайловна.
— Зачем? Если б я хотел, но не мог, это — одно. Но мне же просто не хочется…
— Ваше желание тут не при чём, — решительно отмела мои робкие возражения Лопухина. — Кишечник надо очищать регулярно, иначе кал окаменеет, и у вас начнутся новые серьёзные проблемы. Вы знаете, что под конец жизни в организме некоторых людей скапливается до двадцати пяти килограммов каловых масс?
— До двадцати пяти килограмм скапливается, — эхом откликнулся Николай, поражённо глядя на меня.
— Словом, я дам указание медсестре насчёт магнезии для вас, — решительно закончила прения Татьяна Михайловна.
Откровенно говоря, мне решительно не хотелось мучить свой организм ударной дозой слабительного. Тем более, на ночь. Я страстно возжелал, чтобы до вечера всё произошло естественным путём. Но день шёл, а мой кишечник по-прежнему не выказывал ни малейшего желания к опорожнению. Идти же в туалет, чтобы тужиться там в попытках хоть что-то выдавить из себя, после недавнего инфаркта мне было категорически противопоказано. Не хватало ещё сдохнуть прямо на толчке!
Вечером дежурная медсестра принесла две ампулы магнезии и проследила за тем, чтобы я полностью выпил их содержимое. С неприятным предчувствием и мерзким послевкусием во рту, я лёг спать.
Ночь прошла спокойно. И день тоже! Тут уже я сам забеспокоился. Ведь выпил двойную порцию слабительного, а результата нет. Вечером, отбросив стеснительность, я объяснил ситуацию дежурной медсестре и попросил дать мне тройную порцию магнезии. Что б уж наверняка! Та пожала плечами и принесла три ампулы.
Ночь опять прошла спокойно. Первая половина дня тоже. И вдруг, во время обеда, я почувствовал, что пора срочно бежать в туалет. Началось! Конечно, бежать после операции я не мог, но доковылять успел. И кабинка оказалась свободна. Когда процесс пошёл, я испытал чувство, близкое к кайфу. Но он всё шёл и не прекращался. Невольно я вспомнил слова Фаины Раневской: «Сколько же в человеке говна!». Наконец извержение закончилось, и я с изумлением увидел в унитазе серую пирамиду, не достающую своей вершиной до сидушки буквально нескольких миллиметров.
Лёгкий, как пёрышко, я вернулся в палату и доел обед. А через полчаса вновь поспешил в туалет. На этот раз «порция» оказалась чуть меньше. В палату я вернулся уже без чувства прежней лёгкости, и даже испытывая некоторую усталость. И через час разбушевавшийся кишечник вновь направил меня по известному маршруту. На этот раз объёмы извергнутого оказались в пределах нормы, но общее количество явно превышало всё,
