и остаётся с носом.
Хихикал.
Стоп! Колхоз «Звездный путь»… Звёздный… У Лебедько на ногах не берцы простые, в «бацулы» обут, по спецзаказу сшитые… Да это же БККСКП! «Щучья пасть»! Мы не береговая охрана альянса ЗемМария, мы десантники, подразделение спецназа ВДВ. Марсиане мы!
Смеялся.
— Товарищ полковник!.. Да постойте же! — услышал я позади голос запыхавшегося Силыча.
Обернулся — кладовщик нагоняет.
— Марсиане мы! Ха-ха-ха!
Хохотал…
— А вы забыли? — догнал Силыч. — С памятью у вас, Франц Аскольдович что-то неладное. Сколько раз я инструктировал, высморкались, фильтры положите в отделение пенала — то, что слева; из центрального отделения берите фильтры чищеные, их «макариками» называем, в третьем крайнем отделении находятся «свечи» ни разу не пользованные, «энзэ». Засунете в нос, отдышите четыре часа, помните, поместить на очистку должны в кошель на боку пенала. И на смену достать «свечи». Ну как дитё малое, сто раз на дню повторить надо. Совсем худо с памятью? У вас рецидив на тюльку, похоже, вообще на оскомину. Эта ягода ещё наделает нам беды.
— А могу использованные фильтры в планшетку класть, не в кошель пенала? Заклёпка неудобная.
— Не пойдёт, — возразил кладовщик. — Пенал, как и кошель к нему не из кожи, из коралла «морская звезда» — «дышит», потому фильтры не усыхают, — полез Силыч в мой пенал. — Смените, опасно так долго хохотать, свихнуться ж можно.
— Прекрати «выкать», и дай закурить, — потребовал я, сменив фильтры.
— «Могилёв» будешь?
— Раскури. Что за спектакль устроили на плацу? По строю соскучились?
— Так ты же приказал. — Удивлённый, Силыч заложил себе за ухо сигарету и полез в пачку за второй. — Вчера за ужином перед Зямой марку держал… Закрой пламя от ветра… Приказал старшему сержанту Кобзону чтоб… с подъёмом, взвод… на плац. Здесь на острове, забыли, не рота, только третий взвод, первый и второй в ЗемМарии остались, прохлаждаются на Крепостной губе. Мы — в бегах, и в настоящий момент якобы на сельхозработах, с испытанием на выживаемость. Ха-ха. Ну, так вот… Кобзон… и посчитал, что… приказываешь строевой подготовкой заняться. Ведь мешки с топинамбуром, все семьдесят шесть, загружены. Ну, наконец, раскурилась.
— Семьдесят два.
— Чего? Да нет же, семьдесят шесть, я то хорошо помню. Семьдесят пять фляг с «Фирмой» выделил среди банок с вареньем разместить. Мешок семьдесят шестой только с одной «грушей» и чучелом боцмана. Не забыли, помните?
— Четыре у Селезня экспроприируй. Если не выпиты. Варенье им оставь, хорошо разведчики сработали, молодцы.
— А-аа, понял. Оставлю варенье. Что «Фирма» не выпита, надежды нет. Всем отделением свалят вину на Пузо Красное. У бедняги аллергический криз, «Фирмой» только и спасается. А ещё, как ни странно, хохотом. Когда хохочет, пузо не расчёсывает, забывает про зуд… или забывается. Правда, после апатия смертельная наступает, почему и говорю вам, опасно долго роготать. Доложу вам, Пузо дышит неочищенными «макариками» — намеренно. Уверен, не путает отделения в пенале, как ты.
— Ты определись, ко мне на «вы» или на «ты». И это, не полковник я сейчас, председатель колхозный. Тебе дозволяю и Батей, не за глаза, называть.
— Председатель, Батя, ты классный мужик, свойский. За что и ценю. А насчёт колхозников, их спектакля на плацу… Прикури вот вторую сигарету. Не хочешь, а я подымлю. По правде… сказать, соскучились мужики… и хлопцы по уставным… отношениям… Может, возвернёшь? Порадуешь… Фу-у-у. Эта сразу, хорошо раскурилась.
— Нет уж! хрона с два им. Будут свои «нолики» и «крестики» получать. Дай ту «могилу», что у тебя за ухом, и зажигалку — я сам раскурю. Послушай, вот не поверишь, у меня с порчеными «макариками» в носу память просветляется. Ей-богу. Ты думаешь, зачем я сюда на Дальнее поле хожу? По пути похохотать — вспомнить. Самый эффект, когда, после как подышу ими, зараз жбанок варенья съем и киселём запью. Хрон мне в печень.
— Для пущего эффекту маком тебя наделю, в варенье мешать. Я Зяме в банки подсыпаю, он не знает. Мужики марухам своим носят, хлопцы девчатам коробочки в пучках петрушки дарят. Цветы «анютины глазки» подарить, так нет — стесняются. Пацанва. Я к чему, бабы мужьям про мак сболтнут, пацанва с девчонками на завалинке детей зачнут — прознают мирняне, что мак на Дальнем поле выращиваем, что красные цветы жёлтыми маскируем, топинамбуром. Запретил бы мальчишкам маком баловаться, знаешь ведь, Зяминых презервативов мужикам одним не хватает.
— Распоряжусь.
— Вернее было бы приказать. Коган и я приструниваем, но за всеми не уследишь.
— Время настанет, прикажу. Ты Зяме мак намешивать прекрати, негоже компаньона… уважаемого… обманывать.
— А куда девать? Зяма мак не берёт, американские менялы не отказываются, но редко Бабешку наведывают ко времени завершения сушки. Я им в варенье с четверть банки мака подсыпаю, «Фирмы» чуть подливаю. Потребляют янки смесь ложками, за ушами трещит, только давай.
— Прекратим мак выращивать, коноплёй займёмся, полагаю, она на Дальнем поле тоже даст хороший урожай. На «травку» Зяма, думаю, согласится. Насчёт дефицита презервативов… действительная цель «эсвэо» не только угоститься в гондоле, с оф-каргоофицером договориться завозить нам презики на обмен за «следы».
— А я-то думал «следы» печёшь для личной только выгоды. Мне не перепадало, я и не обращал твоего внимания на то, что с меня ты только правую бацулу снимал. Каждый раз. Как эти американцы «тупые», которым ты впаривал «следы», не допёрли, что они только от правой ноги, ни одного отпечатка левой. Если для общей пользы, возьму готовку «следов» на себя. Только ты к презикам и сигареты закажи, «Гродно» добрые, лучше «Могилёва».
— Закажу. «Гродно», да, добрые. Американцы «тупые» угощали. (Не знал Батя, не угощали вовсе американцы, я у них «Гродно» на «оскомину со смаком» Силычевым выменивал.) Теперь чуть что забуду — за жбаны с вареньем и киселём, и «макарики» порченые в нос. Под «миской» — тайком от полеводов. Подумают ещё, рехнулся их председатель правления. Сразу же бегу к себе в закуток спального барака, голову в ранец и хохочу в надежде, что память скоро вернётся. Успею, не придётся тюлькой догоняться и факелами плеваться. У Хлеба в каморке хоронюсь. На кухне помогу тебе отпечатать в глиняных лепёшках правую и левую бацулы — «следы» печь. И да, припомнил, Хлеб снедать звал к первому завтраку — «разминочному», через час Зяма с командой заявится ко второму, «отвальному». Бросай дымить, пошли, хватятся нас.
Завязать с пингвиньей тушёнкой мне надо было давно, не тянуть. Это же смешно: никак случалось, не вспомню, что проставлять полеводам в табеле за невыход на прополку — «нолики» или «крестики». Как-то раз в спешке съел
