class="p1">Кое-как выровняв дыхание, Анна ответила:
— Нет. Просто… время тяжелое.
Львов потер белую щеку и согласно прошептал:
— Да… тяжелое.
Аня заметила, что он похудел. Осунулся и как-то поблек весь. Даже веснушки на его лице стали почти не видны. Ей вдруг сделалось стыдно. И почему она вдруг стала думать о нем плохо? Может, он варенье на стол разлил. Или палец порезал, когда грифель затачивал.
Они вернулись в библиотеку вдвоем. Аня с беспокойством посматривала на кашляющего время от времени знакомого. Тот выдал ей все отложенные для нее книги и поспешил удалиться на свой пост. Несколько минут Анна по привычке просидела на старом месте, у архива, а потом не выдержала и перенесла все на стол для чтения, ближайший к столу библиотекаря.
Михей был необычайно молчалив и задумчив. В ответ на ее выходку он только благодарно улыбнулся, и опять погрузился в чтение. Не задав Ане ни одного вопроса. Для общительного парня это было более чем странно. Через полчаса мучений над очередным вариантом истории Ардеты, Анна не выдержала и спросила:
— Все нормально?
Львов кивнул. И опять раскашлялся.
— Что читаете?
Библиотекарь смутился. Убрал ото рта платок и, покраснев, признался:
— Легенды. О духах всяких…
Бер, уже вставшая с места, сделала пару шагов к чужому столу и с интересом заглянула в раскрытую на одной из последних страниц книгу. С бумаги пустыми глазницами на нее смотрел дух длиннобородого мужчины. Объяснение подобному интересу Аня нашла только одно.
— Вы верите в Пожирателя? — искренне удивилась девушка. Ее собеседник вдруг побледнел и отвел взгляд.
— Ну…может быть. Впрочем, чего не привидится в пустом помещении…
Аня потрясенно смотрела на библиотекаря. Сошел с ума? Или это просто она слепая и не видит, что происходит у нее под самым носом? Не видит или…не хочет видеть?
Собака на настенных часах принялась бить мордой в растущий месяц. Странная композиция. Обычно делают птицу или танцующую пару… Впрочем, под стать этому месту.
— Пора. — Михей встал, решительно захлопнув книгу. — Поздно уже.
Анна согласилась, что поздно, попрощалась и поспешила вернуться в жилой флигель. Пока она шла, за каждым деревом ей мерещились то фигуры мужчин с лопатами, то силуэты злобных призраков в цепях. Дома отец поцеловал бы ее в лоб, сообщив, что это благословение, и теперь никто Аню не тронет, а Андрей оставил бы в ее спальне свою шпагу, чтобы она защищала ее покой и сон…
В комнате Анна долго лежала без движения, не отрывая взгляда от спрятанного на полке платья. Дом… Дома ее ждут. Надо только выбраться отсюда. И все будет хорошо. Обязательно.
Как? Как отсюда выйти, если территория пансионата обнесена трехметровым забором из гладкого камня? Есть, конечно, ворота, но открываются они только по бумажке за личной подписью главы "Уютного дома" Лилии Белиной. И только перед воспитателями.
Анна привстала, потрогала сверток с платьем, словно последнюю нить, связывающую ее с домом, натянула, и залезла под одеяло с головой.
Этой ночью ей снилась мать. Светло снилась, по-доброму, но утром Аня все равно проснулась на мокрой подушке.
Голова болела, на душе было муторно. За окном бушевала гроза.
Глава 6
Дверь была открыта. В смысле, не заперта. Несмотря на то, что наставники обошли все комнаты и предупредили каждого воспитанника, что выходить из флигеля в такую погоду запрещено. Не было ни висячего замка, ни врезного, только ночной запор в виде двух толстых досок, ложащихся поперек двери, как в очень старых цитаделях.
— У меня повтор хода.
Собравшаяся в тесной прихожей компания сидела прямо на полу. Судя по форме костей играли то ли в "колдуна", то ли в "удачу". Фома, Вредина и еще пару человек, выбывшие уже из игры, с азартом наблюдали за битвой трех оставшихся. У окна Перо шепталась с какой-то беловолосой девочкой, неизвестной Ане, под лестницей кто-то скрипел грифелем.
Бер в нерешительности остановилась на последней ступеньке. Сидевший у лестницы мускулистый парень, кажется, Тирхей, чуть отодвинулся в сторону, то ли давая ей пройти, то ли приглашая усесться рядом. Аня сделала еще шаг и опять замерла.
— Бери два хода! Два хода! Ты его за один не добьешь!
От волнения Фома даже перестал жевать. Его увесистый кулак с зажатым в нем куском сыра, колотил по плечу сидящего рядом юношу. Тот недовольно шипел на соседа и с сомнением посматривал то на поле с костями, то на своих врагов.
Бесшумно отворилась входная дверь. Некто, закутанный в грязный дырявый плащ с головы до ног, вошел внутрь помещения. На него покосились — и только. Фома вгрызся в сыр, игроки бросили кости, Перо с суровым видом читала нотации плачущей собеседнице. Вошедший отряхнулся, нелепо мотнул головой, скидывая капли с волос, снял плащ. Повесил на крючок за дверью и примостился в углу комнаты, опершись спиной о стену.
— Папина дочка сыграть не желает?
Аня отвлеклась от наблюдения за бесстрастным Чером и перевела взгляд на Вредину.
— Что?
— Будешь играть, "не такая" ты наша?
Бер расслышала в вопросе издевку.
— Какая "не такая"?
— Ну как же, — Вера, маленькая, юркая, с задорно вздернутым курносым носом, прищурилась, словно пыталась рассмотреть в Ане нечто невидимое. — Мы все ненужные, брошенные, а ты же у нас здесь по ошибке. Любимица родителей, или кто у тебя там остался. От великой любви, наверно, тебя сюда и сослали. Чу, слышишь? Колеса скрипят. За тобой, наверно, приехали. — Вредина демонстративно выглянула в окно, оттеснив Перьеву с беловолосой в сторону. — А, нет, просто конюшни чистят. Старик навоз вывозит на скрипучей тележке. Вот жалость. Наверно, папаша карту неправильную взял, вот и не приедет никак.
Анна выпрямилась. Посмотрела на говорившую твердо и зло. Вера, ожидавшая слез, даже немного растерялась от этого взгляда.
— Мой отец меня любит. И ничто в нашем мире неспособно это изменить, в том числе злые наветы обиженных девочек.
— Да что ты хоть так цепляешься за родню, — недовольно поморщившись, спросил Тирхей. — Не маленькая уже.
— Я не цепляюсь! В этом нет нужды. Мы связаны одной кровью. Моя семья сделает все, чтобы защитить меня, а я готова защищать ее. Пусть даже от злых языков мелких завистников!
Анна не хотела никого обижать, только отстоять право на свою правду. Но лицо Веры перекосилось, девочка зло зашипела и словно кошка плавно шагнула веред, сжав кулаки. Фома кинулся ей наперерез, жирными руками хватая пансионерку за талию. Тирхей встал, готовый ринуться на защиту, правда непонятно кого: Ани или Веры. Упырь, как всегда бледный и с мокрой головой,
