веснушки, светлые, почти белые волосы, серые глаза, нос с горбинкой, широкие скулы – у Максима, напротив, смотрелись выигрышно и подчёркивали его брутальность. Она знала, что сноха её недолюбливает, но ни разу не попрекнула ни её, ни сына этой нелюбовью. Старалась бывать у них пореже, только, когда дети сами её пригласят, чтобы не мешаться, не быть причиной их ссор.
– Ещё не хватало, чтобы из-за меня раздор промеж них случился, – думала она, – Ничего, я-то как-нибудь стерплю, лишь бы они жили хорошо да дружно.
Об одном только горевала Валентина Прокофьевна, что не было у неё до сих пор внуков. Сначала молодые сами не хотели, всё строили бизнес, да копили на жильё, теперь же не получалось у них, как говорил ей Максим. Уж каких только докторов они не обошли, всё напрасно.
– Вы оба абсолютно здоровы, – разводили те руками, – Отпустите фикс-идею и всё получится.
Но не получалось. А часики тикали, как в народе говорят.
Мать же Аллы, напротив, нисколько не переживала об отсутствии внуков.
– Нет, ну и что ж, – махала она рукой, – И без детей люди живут. Да может ещё и лучше живут! И здоровье крепче! Вон, мы с тобой, доча, каждые полгода на новом курорте отдыхаем, а с дитём как знать, смогла ли бы ты на мир посмотреть?
Алла, слушая мать, вздыхала, кивала согласно, но на душе скребли кошки, она бы с радостью променяла все свои курорты на одного маленького крохотного малыша. В остальном же у неё с матерью разногласий не было, и они, как две подружки, вместе ходили по салонам красоты и различным ателье.
Шли годы, бизнес Аллы и Максима развивался, а детей всё не было. И вот сегодня Алла отмечала уже свой тридцать пятый день рождения. Гости дарили подарки, произносили тосты, а она загадывала уже который год лишь одно, самое заветное желание – родить ребёнка…
***
На дворе стоял август. Алла проснулась от дикой тошноты и как была, в майке и трусах, побежала к унитазу.
– Что это со мной? – подумала она, – Неужели в кафе отравилась? Надо матери позвонить.
– Мама, ты как себя чувствуешь? – набрала она номер матери, едва Максим уехал в офис их компании.
Она сегодня осталась дома, не в силах даже шевельнуться.
– Да отлично, доча? А почему ты спрашиваешь? – в трубке раздался бодрый голос матери.
– Да меня рвёт что-то, – пожаловалась Алла, – И, вообще, как-то мерзко. Кажется, отравилась чем-то.
– Рвёт? Хм, уж не беременна ли ты? – подозрительно спросила мать, – Ты сходила бы к врачу, да поскорее.
– Ты думаешь? – замерев на месте, спросила Алла, боясь дышать.
– Да кто знает, проверься, да поскорее. Чтобы успеть, если что.
– Что успеть? – Алла плохо соображала, голова кружилась, а в желудке вновь поднимался рвотный позыв.
– Как – что? Ну, ты как маленькая ей-Богу, – строго отрезала мать, – Вдруг что-то не так, чтобы успеть прервать.
– Мама, что там может быть не так? Ты о чём?
– Ой, Алла, да мало ли, – мать разнервничалась, – Первая беременность в таком возрасте, всякое может быть.
– Хорошо, мама, я схожу, – Алле вдруг впервые в жизни стало неприятно общение с матерью, и она положила трубку.
Выглянув в окно, она вдруг расплакалась от обиды, совсем не те слова она хотела услышать от родной мамы в такую минуту. Ну, ничего, ещё неизвестно, что там, надо записаться к врачу, и поскорее.
***
– Поздравляю вас, милочка, вы станете мамой! – доктор, мужчина восточной национальности, говорящий с акцентом, улыбчивый и разговорчивый, повернул монитор к Алле, – Видите эту точку? Это ваш будущий сыночек или доченька!
– Я… Я …Беременна? Вы не ошиблись? – голос Аллы дрожал, и она не могла вспомнить простые слова, всё шло кругом в голове от волнения и радости.
– Да вы что? Я тридцать лет тут сижу, я не ошибаюсь, – рассмеялся доктор, – Беременность пять недель. Вставайте на учёт, дорогуша.
Алла вышла в коридор и дрожащими руками набрала номер мужа:
– Максим? Максим, я беременна.
Узнав новость, Валентина Прокофьевна расплакалась от радости, и в тот же день побежала в соседнее село, в храм, поставить свечку и подать сорокоуст о здравии снохи. Виолетта Александровна же нахмурилась:
– М-да, неожиданно, конечно, но посмотрим, что покажут анализы и УЗИ. Ты себя как чувствуешь-то?
– Да отлично, мама, – Алла с обидой посмотрела на мать, не такой реакции она ожидала, ну, по крайней мере, мама могла бы порадоваться за неё.
– Да рада я, рада, – отмахнулась мать, – Но в таком возрасте уже опасно впервые рожать, вот и беспокоюсь.
– Нормальный возраст, мама.
– Посмотрим. Ну, я побегу, меня сегодня Артур пригласил в ресторан, надо успеть до встречи в салон зайти, маникюр обновить. Ты со мной?
– Нет, мама, – впервые Алла почувствовала некое отчуждение от матери, словно теперь их жизни разделились на две разные дороги.
***
Потекли месяцы беременности. В один из дней Аллу срочно вызвали в женскую консультацию.
– Вы знаете, – замялась врач, – Надо бы вам дополнительно обследоваться, у вас генетические анализы пришли не очень.
– Как не очень? – испугалась Алла.
– У вашего ребенка высока вероятность риска синдрома Дауна.
Алла почувствовала, как земля уходит из-под ног – у неё родится больной ребёнок?
Как на автомате она проходила все необходимые обследования и все они подтверждали, что ребёнок скорее всего родится с синдромом. Мать Аллы звонила ежечасно и орала в трубку:
– Делай срочно прерывание! Пока не поздно! Нечего свою жизнь портить и позорить нас перед всей роднёй! У нас всю жизнь все умные были, институты заканчивали, а тут идиот родится!
– Он не идиот, мама! Он мой ребёнок! И, вообще, люди с этим синдромом очень солнечные и добрые!
Она положила трубку и разрыдалась.
Названивала врач, названивала мать, Максим сурово молчал, все давили на неё, а Алла не знала, что ей делать, малыш уже активно пинался под сердцем и она любила его, любым, каким бы он ни был.
– Я буду рожать, – твёрдо заявила она матери и мужу.
– Дело твоё, но на меня не рассчитывай, – отрезала мать, – Мне такой внук не нужен. Да и, вообще, меня Артур замуж зовёт. Я и сама ещё молодая, и у меня есть право на личную жизнь.
Максим пришёл домой выпившим, а после стал задерживаться по вечерам. Алла ушла в себя, она не ела и лежала, отвернувшись к стене, целыми днями. До того дня, пока в их квартиру не позвонили. Алла, шатаясь, добрела до двери, открыла. На пороге стояла её свекровь, как всегда с баулами еды. Алле уже было всё равно, она пропустила Валентину Прокофьевну в квартиру, и молча закрыла дверь.
Она ждала от свекрови упрёков или уговоров прервать беременность, однако ничего такого не последовало. Та рассказывала ей о своих козах и курах, между делом поставила на плиту кастрюлю, и принялась варить борщ, завела тесто, и вскоре по квартире расплылся аромат оладьев и мёда. И вдруг, впервые, Алла почувствовала, что ей приятна эта болтовня – и про коз и соседку бабу Нюру, у которой собака ощенилась, и про то, какой величины уродилась нынче картоха, и сколько снега намело в деревне. Ей так не хватало простого человеческого общения, чтобы наконец-то никто её не упрекал и не гнал на прерывание, а просто говорил о чём-то и улыбался.
– Давай-ка борща поешь, – свекровь поставила перед Аллой полную тарелку горячего рубинового супа, щедро сдобренного зеленью, – Я уж по-городскому не умею, да ничего, научусь готовить, как ты любишь, только ешь. И в консультацию с тобой теперь ходить буду, вон какой гололедище нынче, упаси Бог упадёшь ещё.
– Ну и ладно, – прошептала Алла, – Может выкидыш будет, всем на радость, всё равно мой ребёнок никому не нужен.
Валентина Прокофьевна так и застыла на месте, всплеснув руками:
– Ты что это такое болтаешь, дочка? Как это не нужен? Мне, мне нужен. Ведь это ж мой внучок или внученька. Я его уже люблю.
Алла посмотрела на свекровь и вдруг расплакалась, испугав ту ещё
