весне вся живность просыпается, в том числе и змеи, которые могут пробраться к обитанию человека, а конские волосы отпугивают их. Не только чистота заботила аульчан, но и страх перед злыми духами. Джины, пери, албасты и другие темные обитатели большой Степи бродили ночью, сея раздор и смуту. Так верило все женское население Степи. Поэтому в чистоте нужно держать жилище и вокруг. Убирать грязь и очищать огнем. Все подметальщицы внимательно оглядывали землю вокруг жилища и мусор, которые убирали. Если видели рядом с юртами следы человека, появление которого не могло быть ночью, то это вызывало беспокойство. А если находили остатки золы, либо связанные узелками нити, или сломанные иглы для шитья, деревянные, костяные, то это вызывало тревогу у женщин. «Ой бай, колдовство, порча», – шепотом и с ужасом передавали друг другу они. Кто-то навел порчу на соседа. Кто-то, кто не мог вызвать на честный поединок, либо открыто разрешить спор, обращался в темный мир за помощью. Это наводило ужас на всех жителей аула. Потому что одно мгновение открытой войны лучше постоянного скрытого недовольства и накапливающегося раздражения. Конец мирному сосуществованию, ослаблен аул тогда будет. Косо друг на друга начинали тогда смотреть аульчане. Это могло вызвать даже уход семей от рода. Вольные степняки могли спокойно уйти, не было обязательств. Малый спор потом становился большим за территорию.
Это утро было спокойным.
Касым, не тревожа молодую Аксуйек, набрал в кожаный мешок чистой воды, оставил куски вяленного мяса под камнем в реке, чтобы избавить от соли и пошел собирать сухие ветки для очага. Набрав с запасом побольше веток, с отмытыми кусками мяса и с чистой водой Касым вернулся в юрту отца. В слабо тлеющий, угасший огонь он подкинул веток. Еще и укрыл ворохом одеял отца. По весне в Степи земля и воздух еще не прогрелись, поэтому холодно по утрам было в жилищах.
Касым не долго отваривал в воде куски вяленного мяса, а в конце варки закинул сушенные травы и коренья, которые ему дал лекарь в Сарайшыке. Именно в утреннее время нужно было дать больному отвар на мясе с этой травой. А когда появятся звезды на небе, тогда нужно дать отвар просто на воде с другими кореньями. Так объяснял лекарь, подавая разные мешочки с исцеляющими растениями.
Морщась, с трудом выпив жирное мясное, но отдающее горьким вкусом от трав, питье, Едиль-батыр ослабленно откинул голову на старое, потертое седло и внимательно глядя на Касыма, произнес:
– Сынок, я благодарен тебе за заботу. Эти травы, наверное, должны помочь. Но не мне.
– Отец, почему так говорите? – опечалился сын.
– Ты не дослушал меня, Касым, – грубо прервал его Едиль-батыр. Как и все степняки он был резок на движения и на речи. А с болезнью у него появилось раздражение от осознания своей немощи, от потери сил. Старость – она не для всех, только для сильных духом. Потому что с возрастом мало побед достигаешь. И немощь в суровой Степи ранит одинаково всех. Только духовно сильный человек может быть снисходителен и терпимым. А для батыра потеря физических сил приводила к утрате духа. Поэтому он становился грубым и недовольным.
– В наших краях появился шаман-баксы. Давно его не было. Аульчане говорят, его следы видели недалеко. Отыщи его и пусть он попробует вылечить меня, – дал наставления больной.
– Хорошо, отец, – почтительно ответил сын.
Снова Касым отправился в путь верхом на своей кобылице. В ауле он узнал, в какой стороне видели шамана. Ему дали маленькую рыжую лошадь, отощавшую за зиму. Для целителя, колдуна.
С тревогой и надеждой провожали аульчане Касыма, сына Едиль-батыра. Каждый участок кочевания был родовой собственностью, в степи не было безымянных пастбищ. Урочища закреплялись за каждым аулом по соглашению между старейшинами родов и были постоянной причиной раздора между отдельными аулами и целыми родами. Теперь, когда Едиль-батыр умрет, отодвинут их более сильные рода в сторону. Прогонят на скудные пастбища, где мало травы и воды. Так каждый в ауле думал. Вся история Степи доказывала, что покорить соседа и забрать его богатства, его земли – это хорошо.
Еще издалека Касым заметил серый дымок, поднимающийся тонкой струей к небу. Маленькое остроконечное жилище, сложенное из крепких веток, да накрытое шкурами коров, верблюдов, не походило на традиционную степную юрту. Только для одного было это укрытие от ветров, от дождя. Вокруг были разбросаны рыбные кости и чешуя.
«Одну рыбу ест, отшельник. Ни баранов у него нет, ни лошадей. Ничего нет. В ауле накормлю его мясом, все время буду его теперь кормить. У нас аул богатый, все мясо едят. А диких зверей он не боится? А он же шаман, он может в животное обратится. Звери его сами боятся. И все люди боятся. И я его боюсь», – мысли от волнения и от страха, как зайцы, беспокойно бегали в голове Касыма.
Высокий, как жердь, одетый в рванный зимний тулуп, шаман держал в руке медный кувшин для воды.
– Ты пришел, айналайын? – ласково спросил баксы. Но темное, морщинистое лицо, на котором ярко горели красными угольками узкие глаза, внушало страх.
– Почему назвали меня «айналайын»? Меня так только отец называет, – с испугом спросил Касым.
Ничего не ответил ему шаман, только подошел ко второй лошади и легко взобрался на нее. Всю дорогу они молчали.
С путником возвратился в аул Касым. Но в этот раз никто не вышел поприветствовать их, все жители укрылись в своих юртах. Пустынно и тихо стало в ауле. Даже собаки испуганно убежали подальше в Степь. Женщины торопливо попрятали своих детей по жилищам. Украдкой, сквозь щели в юртах, кочевники смотрели на шамана, тихо перешептываясь. С шаманом нельзя ссориться, нельзя противоречить ему. Все, что ни попросит, нужно давать, а также исполнять все его поручения. Если будешь сопротивляться, то он может причинить любое несчастье. Поэтому старались не попасться ему на глаза кочевники. Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх – страх неведомого.
– Ты вернулся, шаман? Я думал, ты покинул этот мир, – не поднимаясь, после приветствия произнес Едиль-батыр, остро пахнущий кислым запахом пота, болезни и страха.
– Нам, проводникам духов, нельзя покидать землю, пока не найдем того, кому свою силу можем передать. Как передадим тайны, тогда и можно будет оставить вас, людей. Такой уговор у нас со смертью, – спокойно объяснил шаман и при этом бросил внимательный взгляд на робко стоящего Касыма.
