осматривали очередной Вольво, который отец рассматривал для приобретения.
— Ну, что скажешь по этой машинке, Егор?
— Эта хоть и не нова, но куда получше прошлых претенденток, — говорит Егор, разгибаясь и протирая руки ветошью.
— Тогда я её возьму, пожалуй.
Пытаюсь предложить выкупить у него ту машину, на которой я езжу сейчас, но отец и слушать меня не хочет. Ладно, придётся придумать другой способ, как сказать спасибо родителю за всё, что он для меня делает.
В воскресенье, поработав до обеда, спешу домой, чтобы выехать в Москву. Подхожу к дому и вижу на скамейке смутно знакомого мужчину, только изрядно постаревшего и осунувшегося, в одежде не первой свежести.
— Дядя Дима? — спрашиваю, остановившись рядом. Я даже отчество его не помню, всё же еще ребенком был, когда видел его последний раз. Мужчина поднимает на меня мутные глаза с красными прожилками, на его лице я вижу всё отражение мыслительного процесса, чтобы узнать меня. — Я Паша, сын Виктора Александровича, помните меня? — и тут же жалею, что не прошел мимо.
— Пашка, какой вымахал, — Евин отец растягивает сухие потрескавшиеся губы в улыбке, позволяющей увидеть отсутствие у него пары передних зубов. — А где моя Тамарка, не в курсе? Такое тяжелое время настало, думаю, кто ж меня поддержит, как ни семья моя единственная. Стучу домой, а там люди чужие открывают, говорят, их это хата теперь.
— Тамара Михайловна умерла три года назад.
— Вот те на. Как же так? Как жаль, как жаль…, - говорит, а я по лицу вижу, что жаль ему только свои не свершившиеся планы. — А про Евку что знаешь? Вот же ж имечко мать выбрала, тьфу. Говорят, она богатого себе в мужья выцепила.
— Ваши сведения устарели. Ева теперь со мной, — чеканю медленно. И пусть я немного ускорил события, так всё и будет.
— С тобой? Так ты шпана ещё, — скалится Дмитрий. — Как найти её? Думал, присмотрит за родным отцом на старости лет. Извинюсь, и заживём, всё у нас хорошо будет.
— Ева здесь больше не живёт. И вам нечего тут делать. А извиниться лучше на кладбище сходите на могилу Тамары Михайловны, — сую ему в руку пару смятых банкнот из кармана. — А это на проезд обратно. Иначе в следующий раз говорить по-другому будем.
И скрываюсь в подъезде. Долго думаю, рассказать ли про эту встречу Еве, и решаю умолчать, не стоит человек этот её переживаний, и даже не забытым быть не стоит.
Еву в следующий раз вижу только в понедельник. Жадно рассматриваю её фигуру со спины, когда она что-то выводит на доске. Сегодня она в брюках, подчёркивающих бёдра, и свободно струящихся дальше по ногам, и простой белой рубашке. Соскучился. А она и не смотрит в мою сторону.
Еле высиживаю до конца пары, дожидаюсь, пока все покинут аудиторию, якобы копаясь с идеально завязанными шнурками, и иду к ней.
— Ты почему на сообщения мои не отвечаешь?
— Мешать вам не хотелось, — бормочет, делая вид, что очень занята перекладыванием тетрадок. Ну да, по фэн-шую они должны лежать на том краю стола.
— Ты о чём вообще?
— Иванышкина хорошо за тобой ухаживала? — глаза свои поднимает и расстреливает меня в упор.
— При чём тут Лина? — как баран на неё смотрю.
— Лина, значит…, - шепчет убито.
— Так, я попробую оправдаться, хотя пока не совсем понял, в чём меня обвиняют, — примирительно вскидываю руки. — За эти дни ко мне никто не приходил, и Лина в том числе. Я лежал в своей комнате один и лечился.
Вижу, что хочет мне поверить, но…
— Но она сказала своим подружкам.
— Я понятия не имею, что она и кому говорила, — начинаю закипать снова, — но ко мне она не приходила, а пришла — не пустил бы.
…Не верит.
Горечь разливается внутри. Вроде и не должен, но намерен доказать, что мне есть дело только до Евы. Беру с её стола ключ, разворачиваюсь к двери и закрываю аудиторию с нами двумя изнутри.
— Ты что творишь? — вскакивает из-за стола Ева, а я разворачиваюсь и снова иду в её сторону.
Прерываю поток возмущений, целую её, ураганом захватывая её рот, обрушиваюсь цунами на её губы, и нет в этом поцелуе ничего нежного и целомудренного, но Еве, кажется, нравится, она вся обмякает в моих руках и не сопротивляется. Врезаюсь в её тело своим, не прерывая поцелуя, вынуждая отступать, пока она не упирается в стол. Немного подсаживаю её и не даю сжать ноги вместе, развожу руками и оказываюсь между них. Отрываюсь от её губ.
— Ты… такая… дурочка… Ева, — шепчу между поцелуями, прокладывая дорожку от её ушка до ключицы. И в обратном направлении по другой стороне шеи: — Я тебя… всю… жизнь… жду…
Ева откидывает голову, предоставляя мне лучший доступ, и часто дышит. Жилка на её шее бешено стучит прямо мне в губы.
Снова целую её в губы. У неё во рту так горячо, просто пожар какой-то. Уносит нас обоих, а я и не боюсь сгореть в этом огне вместе с ней. Цепляется руками мне за плечи, за спину, притягивая ближе. А я смелею и накрываю рукой полушарие её груди через рубашку прямо, нахожу маленькую горошину и кружу вокруг неё пальцем. Ева выгибается и стонет мне в рот. Прижимаюсь ближе, чтобы почувствовала, как на меня наша близость действует, кажется, пара мгновений ещё и взорвусь к чёртовой матери. В голове ни одной связной мысли, кровь шумит в ушах, а рука сама против моей воли на инстинктах каких-то тянется между её ножек. Легкими круговыми движениями начинаю водить по её брючному шву, выискивая точку соприкосновения. Ну же, помоги мне, Ева, я ведь так боюсь всё испортить. И в какой-то момент Ева всхлипывает и подаётся навстречу моей руке. Увеличиваю напор, воздействуя более интенсивно и локализованно. Через пару мгновений Ева замирает на вдохе, напрягается, как струна, а затем обмякает в моих руках, дышит рвано, глаза её закатываются. Мои же, наоборот, широко распахиваются в удивлении, продолжаю сжимать её в своих руках, не веря, что смог довести её парой своих неумелых движений.
