По залу пробежал легкий шорох. Гарту показалось, что зашевелились те, кто слышал ответ.
— Значит, вы знали, что мистер Харш играет на органе в церкви? — спросил коронер.
— Да. Вечер был теплый, и окна за портьерами были открыты. Я всегда слышу орган, когда открыты окна — конечно, если играют громко.
— А откуда вы знали, что играет именно мистер Харш?
Мисс Софи выглядела удивленной.
— Кроме него, на органе играет только мисс Браун, а она была со мной в гостиной.
— И оставалась с вами, когда вы слышали выстрел?
— Нет… Думаю, она пошла спать… Да, я помню, как она выключила свет в холле.
— А вы помните, сколько было времени, когда прозвучал выстрел?
— Хорошо помню. Было без четверти десять — я как раз посмотрела на часы и подумала, что еще рано ложиться, но раз мисс Браун пошла спать, так и мне лучше пойти.
— Когда вы услышали выстрел, мисс Фелл, то подумали, что он донесся из церкви?
— О, нет!
— Тогда что же вы подумали?
Мисс Софи склонила голову набок, как всегда делала, размышляя о чем-то.
— Я решила, что стрелял мистер Джайлз. Его поле находится справа от церкви по другую сторону прохода. Я знала, что у него пропадает птица — лисицы совсем распоясались, когда нет охоты.
Сидящий в четвертом ряду слева мистер Джайлз, румяный пожилой фермер, энергично кивнул и воскликнул:
— Что верно, то верно!
Коронер вызвал его следующим и спросил, выходил ли он с ружьем во вторник вечером. На это мистер Джайлз ответил, что до полуночи возился с больной коровой и был слишком занят, чтобы беспокоиться о лисицах.
Последней вызвали мисс Браун. Она выглядела настолько бледной в своем черном одеянии, что могла бы исполнять обязанности главной плакальщицы на похоронах. Гарту она показалась живым воплощением трагедии. А тетя Софи называла ее счастливым даром и распространялась о том, насколько более радостной сделала ее жизнь «моя дорогая подруга, мисс Браун»! Что-то тут не так. Конечно, мисс Браун могла быть влюблена в мистера Харша — женщины средних тоже влюбляются, — но эта идея не казалась убедительной.
Гарт слышал, как она хрипловатым шепотом произносит слова присяги. Потом коронер спросил ее о ключе тети Софи.
— Вы часто им пользовались?
— Да, — таким же шепотом ответила мисс Браун.
Окна в боковых стенах зала находились высоко. Проникающий через второе окно слева косой луч солнца падал на край шляпы, плечо и руку мисс Браун. Гарт, пристально наблюдавший за ней, видел, как была стиснута эта рука, на которой отсутствовала перчатка. Костяшки пальцев были белыми как мел. Щеки под нолями шляпы казались бескровными, а их мышцы — напряженными. Между густыми черными волосами и изгибом бровей поблескивали капельки пота. «Господи, она сейчас упадет в обморок!» — с испугом подумал Гарт.
Коронер задал следующий вопрос.
— Вы пользовались этим ключом в день смерти мистера Харша?
Мисс Браун не стала падать в обморок.
— Пользовалась утром, — ответила она. — Я ходила в церковь попрактиковаться между одиннадцатью и двенадцатью, А потом положила ключ назад в ящик. Больше я в церковь не заходила.
— Благодарю вас, мисс Браун.
Гарт видел, как расслабились лицевые мышцы и обмякла стиснутая рука. Женщина встала, подошла к ступенькам и направилась к своему месту. Ей пришлось пройти по ряду, где сидели Гарт и мисс Софи. В отличие от мистера Мадока, Гарт встал и шагнул в проход, пропуская мисс Браун. Когда она проходила мимо, он услышал ее тихий вздох. Несомненно, мисс Браун испытывала облегчение, хотя, по мнению Гарта, вся ее тревога была напрасной. Ей всего лишь задали пару безобидных вопросов о ключе тети Софи, А она едва не свалилась без чувств. Это было странным, так как женщина не производила впечатление склонной к обморокам.
Гарт задумался над двумя вопросами о ключе: «Вы часто им пользовались?» и «Вы пользовались этим ключом в день смерти мистера Харша?»
В первом вопросе не было ничего угрожающего. Все в Деревне знали, что мисс Браун использовала ключ тети Софи. Однако именно после этого вопроса она стала выглядеть так, словно вот-вот свалится в обморок. Женщина явно испугалась. Почему? Очевидно, она не знала, что последует дальше, и ожидала второго вопроса, как человек ожидает пули. Но вместо пули прозвучал безобидный холостой выстрел. Поэтому вместо обморока мисс Браун ответила на вопрос, добавив непрошеную информацию, и удалилась со вздохом облегчения. Однако этот второй вопрос, в той или иной форме, неизбежно должен был прозвучать. Мисс Браун должна была знать, что ее спросят о том, пользовалась ли она ключом во вторник. Вот почему она была испугана. Другой причины быть не могло.
Но, предположим, вопрос прозвучал бы следующим образом: «Брали ли вы ключ из ящика мисс Фелл во вторник вечером?» Разжалась бы тогда ее рука, и расслабились бы мышцы? Но коронер спросил: «Вы пользовались этим ключом в день смерти мистера Харша?», и мисс Браун ответила: «Пользовалась утром. Я ходила в церковь попрактиковаться между одиннадцатью и двенадцатью, А потом положила ключ назад в ящик. Больше я в церковь не заходила». Слишком обстоятельный ответ для женщины, выглядевшей так, словно она собирается потерять сознание.
Мысли Гарта вернулись к вчерашнему вечеру. Мисс Браун сидит за роялем спиной к ним, исполняя драматичную музыку Бетховена, А тетя Софи рассказывает ему, что Элайза Пинкотт, которая вышла замуж за молодого Брейбери из Ледстоу, родила тройню. «Столько хлопот, но она горда, как павлин. Впрочем, все Пинкотты таковы — радуются всему, что с ними происходит, за исключением того, что старый Эзра явился на крестины пьяным. Элайза прислала мне фотографию — она за тобой, мой мальчик, в левом верхнем ящике бюро…» Фотография там и оказалась, но Гарт мог бы заявить под присягой в суде, что ключа в ящике не было. Конечно, это был вечер четверга, А не вторника. Тетя Софи могла забрать ключ. Мисс Браун всего лишь заявила, что вернула его назад в ящик, попрактиковавшись в игре на церковном органе во вторник утром между одиннадцатью и двенадцатью…
Гарт продолжал напряженно думать.
Глава 9
Сидящая по другую сторону узкого прохода Дженис Мид также думала, положив руки на колени и слегка склонив голову. Стулья в ряду были так близко сдвинуты, что не будь она такой маленькой и хрупкой, ее с одной стороны касалось бы круглое плечо мисс Мадок, А с другой — костлявое плечо ее брата. Дженис сидела между ними, погруженная в свои мысли, куда она допускала лишь тех немногих людей, которых любила по-настоящему. Там был ее отец — не тот усталый, больной человек, о котором она так самоотверженно заботилась, А сильный мужчина ее детских лет, который все знал и все мог. Когда она вспоминала его таким, жизнь казалась ей менее одинокой. Мать тоже присутствовала в этих мыслях, хотя Дженис ее совсем не помнила, — прекрасная тень, скорее ощутимая, чем видимая, и не старше, чем на миниатюре, где она была изображена в двадцатилетнем возрасте. Несколько месяцев назад Дженис открыла потайную дверь и для мистера Харша, но он вошел и вскоре вышел вместе со своими печалями.
