момент в отдельное место моей памяти, назвав его чемоданом памяти. Мой чемодан памяти был полон событий, ощущений, запахов, которые возвращали меня к Доброму.
Мы продолжили путь в полном молчании, изредка я ловила на себе его странный взгляд – его глаза улыбались. Через полчаса погода резко испортилась, разом потемнело, начался дождь, и я принялась рассматривать капли на стекле.
Примерно за час до въезда в город проснулся брат, и до самого дома мы дурачились, подпевали рок исполнителям и слушали его медицинские байки. Высадив нас перед воротами, пока Лёха забирал мою сумку из багажника машины, Добрый обнял меня, и мы попрощались.
Родственники приняли меня как всегда очень тепло, будто я никуда и не уезжала, утром я проснулась с ощущением – я дома.
А вечером Доктор пошел к друзьям, и я хвостом увязалась за ним. В свою защиту могу сказать, что он не очень-то и сопротивлялся, даже, скорее доволен был взять меня с собой. Мы встретились с ребятами возле единственного в городе торгового центра, компания всего человек десять, не больше. Судя по приветствиям и воплям, я была желанный гость, моего приезда здесь ждали, парни здоровались и обнимали меня. Все лица были мне знакомы, была даже пара девчонок. Доброго среди них не было. Не было среди них и Злого с Шерханом. Мы пошли на озеро, ребята пили пиво, играли на гитаре. Кто-то запел. Летние каникулы подходили к концу, студенты уже готовились разъехаться, поэтому наслаждались оставшимися летними вечерами и общением со старыми друзьями.
У Лёхи появилась подружка, они сидели на камнях, обнявшись и перешёптываясь. Рита тоже была студенткой и тоже училась во Владивостоке. Мы перекинулись с ней всего парой фраз.
Большую часть вечера я сидела одна, обхватив колени, и слушала. Впрочем, разговоры меня быстро утомили, хотя я и услышала пару новых шуток. Домой возвращались втроем, брат проводил Риту, и мы побрели домой. Проходя мимо многоэтажки по ул. Толстого, я машинально отметила, что света в окнах у Димы не было.
Прошло ещё три дня. В городе стояла такая жара, что асфальт на дороге плавился, а температура в тени достигала 30 градусов. Все эти дни мы проводили на озере, мы болтали, загорали, жарили сосиски, домой я возвращалась без сил, и уже в 22-00 я падала на кровать замертво. На озере я училась нырять с пирса. Плавать в пресной воде мне не нравилось, мутная вода вселяла в меня первобытный страх, я вообще всегда опасалась плавать там, где я не вижу дна. Но выбора не было, оказаться возле водоема в такую жару вообще было большой удачей, поэтому из мутной воды я вылезала на берег очень редко. На третий день самый младший парень из компании начал учить меня грести веслами на лодке. Учитывая мою природную неуклюжесть, мы много смеялись. Я даже прониклась симпатией к моему учителю. К тому моменту, когда солнце начало заходить за горизонт, у меня начало получаться поворачивать и разворачивать лодку.
Когда мы вернулись домой, возле дома стоял знакомый черный кроссовер. Увидев нас с братом, Дима вышел из машины. Глядя мне в глаза, он кивнул головой, я в ответ подняла ладонь и, молча, уставилась на него.
– Эй, целый день на солнце, да? Смотри, да она вся как свекла! – кивнул он Лёхе после приветствия. Потом повернулся и ткнул в меня пальцем.
– АЙ! – на иссиня-бордовом плече осталось бледно-жёлтое пятно.
– Завтра будешь умирать, – констатировал он.
Лёха отмахнулся – солнечный ожог – это не смертельно, и не надо преувеличивать, но быстро понял, что лучше помолчать. Мне дали понять, что я лишние уши для мужского разговора, и я пошла в дом.
Он оказался прав. Ночью я не могла спать от боли, всё тело пылало и зудело, больно было даже шевелиться в постели. И тут все мысли, которые я так старательно отгоняла три дня, разом обрушились на меня, и их круговорот завладел мной без остатка.
В час ночи я уже абсолютно ничего не понимала. Приехать за мной к родителям, признаться, что скучал, а потом просто за три дня ни разу не появиться, при встрече ни слова не сказать. Что это вообще за реакция была? И тут я поняла – он злился! Просто злился. Да что я такого сделала-то? В голове одни вопросы. Что вообще происходит? А со мной-то что такое? Вместо того чтобы наорать и психануть, я молчу. Конечно, еле сдерживаю мой гнев, но молчу! Вместо того чтобы разобраться в себе и в том, что я чувствую, я запуталась ещё больше.
К утру у меня поднялась температура. В семь утра я уже пила чай на кухне и пыталась делать бравый вид. Выглядела я откровенно плохо, да и чувствовала себя паршиво. Но как только взрослые ушли на работу, я быстро нацарапала записку Лёшке, оделась и пошла к моему ночному мучителю. Надо поговорить. Надо выяснить, что происходит. Я не могу больше сидеть и накручивать себя. Мне надо знать, что я такого сделала, что он меня видеть не хочет.
Чем ближе я подходила к его дому, тем больше меня покидала моя уверенность. Стоя перед дверью, я вообще уже собиралась развернуться и убежать. Да что такое? Это же Димка. Мой Добрый Димка. И я нажала кнопку звонка.
Мне открыли не сразу. Он был в шортах, волосы были мокрые, на плече полотенце. Ну, хоть не разбудила его, подумала я. Судя по выражению его лица, увидеть меня он не ожидал. Ни слова не говоря, я без приглашения просочилась мимо него внутрь, прошла на кухню и села на стул. На столе стояла его кружка с чаем. Дима вошел следом.
– Что случилось? – бровь вопросительно поднялась, вид был сосредоточенный.
Я молчала. Вдруг растерялась, слова смешались, сердце колотилось как у кролика.
– Да что произошло, ты можешь мне сказать? – он схватил меня за запястья и тряхнул.
– ДА! – начала я, – Что случилось? Вот ты мне и скажи. В чём дело? Почему ты злишься на меня? Окей. Ты приехал за мной и привёз меня сюда. А сам ни разу не пришёл! Ни разу. Ты как избегаешь меня, честное слово. Почему? Что я такого сделала-то, а? – я задавала вопросы и сверлила его взглядом. На миг мне показалось, что я увидела облегчение, не знаю, что это было, но в целом он стал выглядеть более расслабленным.
– Ты в порядке? – странный и неуместный вопрос.
– Нет! – я опять выпустила иголки, а потом добавила, –
