— Так, ерунда. И я вовсе не расстроился, — поспешил добавить Барбер. — Ты всегда делаешь скоропалительные выводы, Хильда. Я просто пытаюсь вспомнить это имя. Мне кажется, я его слышал, но не знаю где. Вот и все.
— Какое имя?
— Вряд ли ты знаешь. Необычное имя — Себальд-Смит.
— Себальд-Смит? Мой дорогой, я ведь не какая-нибудь мещанка. Разумеется, я знаю это имя. Насколько мне известно, он один из самых знаменитых современных пианистов.
— Пианист? Боже мой! — Несмотря на все свое самообладание, судья не смог скрыть отчаяния.
— В чем дело, в конце концов? — возмутилась леди Барбер.
Она пересекла комнату грациозной походкой и, подойдя к мужу, выхватила письмо из его нервно подрагивающих пальцев.
В письме было написано:
"Милорд, Мы действуем в интересах г-на Себастьяна Себальда-Смита, который, как Вам известно, был сбит Вашей машиной на Маркет-Плейс в Маркгемптоне вечером 12-го числа сего месяца, в результате чего получил травму. Нам стало известно, что дорожное происшествие произошло исключительно по вине водителя автомобиля. В настоящий момент мы не располагаем полными сведениями о характере повреждений, нанесенных нашему клиенту, но нам известно, что, среди прочего, он получил серьезную травму сустава одного пальца, что может вызвать ампутацию. Учитывая род деятельности нашего клиента, это обстоятельство чревато серьезными последствиями. Мы просим Вас как можно скорее сообщить нам название страховой компании Вашей светлости. В настоящий момент мы формально зарегистрировали намерение нашего клиента подать иск на возмещение ущерба в результате полученной им травмы.
С уважением,
Фарадей, Фотерджил, Крипс и Ко".
Некоторое время леди Барбер молча обдумывала содержание письма. Казалось, она размышляла, как отнестись к неблаговидному поступку мужа. Когда же заговорила, стало ясно, что относится к нему скорее с сожалением, чем с негодованием.
— Уильям, ты неисправим, — заявила супруга. — Ты сам вел машину?
— Сам.
— Значит, это целиком твоя вина?
— Что касается…
— Конечно, виноват ты! — перебила его леди Барбер. — Сколько раз я говорила тебе, что ты не умеешь водить машину в темное время. Прискорбный случай для любого в таком положении. Слава богу, что твое имя не попало в газеты. Я видела сообщение о том, что Себальд-Смит был сбит машиной, но, разумеется, не могла подумать, что это имеет какое-то отношение к тебе. Я знаю, ты не ходишь на концерты, но да будет тебе известно, что своей выходкой ты нанес непоправимый урон музыкальной жизни Лондона. Себальд-Смит! Такие люди, как он, страхуют свои руки на тысячи фунтов стерлингов.
При упоминании о страховке судья вздрогнул.
— Может быть, мы обсудим этот вопрос после ужина? — предложил он.
— Не знаю, что здесь обсуждать, — ответила его жена, выходя из комнаты первой в нарушение славной традиции пропускать вперед судью Его Величества.
Дерик прибыл на ужин в предвкушении продолжения оживленной беседы, доставившей ему массу удовольствия за чаем. К концу вечера он вынужден был признаться себе, что несколько разочарован, и виной тому — судья. Мало того, что он не произнес ни слова, — его молчание сковывало и сидящих за столом. Леди Барбер выглядела еще более жизнерадостной, чем раньше, ее глаза блестели ярче, чем прежде., однако Дерику показалось, что красноречие дамы, которое так очаровало его, неестественно и дается ей с трудом. Кроме того, он заметил, что она не делала попыток вовлечь в беседу мужа. Леди Барбер обращалась исключительно к Дерику, говоря о том и о сем, но ее мысли были явно заняты чем-то другим. Пару раз Дерик уловил, будто слова леди Барбер предназначены не ему, а молчаливой фигуре, сидящей во главе стола, и его охватило неприятное чувство тревоги. Он начал мямлить нечто невразумительное и очень обрадовался, когда Сэвидж поставил на стол портвейн, а леди Барбер удалилась.
Судья выпил три бокала портвейна. Наполняя бокал, он каждый раз поглядывал на Дерика, точно хотел сказать ему нечто очень важное. И каждый раз, словно натыкаясь на невидимую преграду, говорил что-то несущественное о работе на предстоящей сессии. Наконец, как бы смирившись с неизбежным, бросил на стол салфетку, встал и, направившись к двери, буркнул:
— Пожалуй, нам пора присоединиться к моей жене.
Атмосфера в гостиной была еще тоскливее, чем за столом. Тишину нарушал лишь зловещий перестук вязальных спиц леди Барбер. Она угрюмо молчала, а ее муж пребывал в нервном ожидании какого-то события. При всей своей неопытности Дерик догадался, что судья ждет, когда он останется наедине с супругой, и не испытывает особой радости по этому поводу. Дерик понял молчаливый намек. Немного посидев, чтобы соблюсти приличия, он сослался на необходимость написать давно обещанное письмо домой и покинул гостиную.
Как только за ним закрылась дверь, леди Барбер подняла глаза от вязанья и сказала:
— Какой приятный юноша. Он был с тобой в машине той ночью?
— Да, был, — ответил судья и, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, поспешно добавил: — Поскольку мы заговорили об этом, я хотел бы обсудить с тобой несколько вопросов, Хильда.
— Раз он был с тобой и все знает, — продолжила свою мысль ее светлость, не надо было отсылать его раньше времени.
— Я не отсылал его.
— Мой дорогой, ты дал понять со всей очевидностью, что ему пора уйти. Впрочем, это твое дело. Меня это не касается. Как я сказала тебе перед ужином, не вижу смысла что-либо обсуждать в этом деле. Бог свидетель, я вовсе не собираюсь раздувать из мухи слона.
Судья промолчал, и она предложила:
— Если ты дашь мне это письмо, я сама займусь им. Не стоит утруждать себя. Сам знаешь, насколько ты непрактичен в своих личных делах. Кстати, ты отправил запрос в свою страховую компанию? Твоя страховка в "Эмпайран"?
Судья промолчал.
— Так ведь?
Судья прокашлялся:
— Это как раз тот вопрос, который я хотел с тобой обсудить.
Чего никогда нельзя было сказать о леди Барбер, так это то, что она медленно соображала. Женщина отложила вязанье и выпрямилась в кресле, широко раскрыв глаза.
— Уильям! — произнесла она угрожающе спокойным тоном. — Не хочешь ли ты сказать, что ты не застрахован?
— Я… Боюсь, что нет, Хильда.
В наступившей тишине леди Барбер несколько раз порывалась что-то сказать, но каждый раз не находила нужных слов. Наконец встала с кресла, подошла к камину, взяла сигарету с каминной полки, закурила и некоторое время стояла молча, спиной к мужу, глядя на огонь. А когда повернулась к нему лицом и судья начал что-то говорить, резко перебила его:
— Ты понимаешь, что это значит? Для тебя, для нас?
— Естественно, — отозвался судья брюзгливым тоном. — Я обдумал ситуацию со всех сторон. Но должен признать: то, что ты сообщила мне перед ужином, значительно осложняет дело. Я имею в виду то, что этот человек — пианист.
