— Вы были на военной службе? — спросил тучный фермер. — Сколько же вам лет?
— Двадцать девять, — ответил Жорж, на которого поглядели все пассажиры. — В восемнадцать лет я простым солдатом проделал знаменитую кампанию 1813 года. Но я участвовал только в битве при Ганау,[17]за которую получил чин фельдфебеля. Во Франции, при Монтеро,[18]я был произведен в младшие лейтенанты и получил орден от… (здесь нет доносчиков?) от императора.
— У вас есть орден? — сказал Оскар. — И вы его не носите?
— Наполеоновский орден?.. Покорно вас благодарю! Да и какой порядочный человек надевает в дорогу ордена? Вот и вы, сударь, — сказал он, обращаясь к графу де Серизи, — готов держать пари на что угодно…
— Держать пари на что угодно во Франции значит ни на что не держать пари, — заметил спутник Мистигри.
— Готов держать пари на что угодно, — повторил Жорж многозначительно, — что вы, сударь, весь в крестах.
— У меня есть крест Почетного легиона, русский орден Андрея Первозванного, орден Прусского Орла, сардинский Аннунциаты, Золотого Руна, — смеясь, сказал граф де Серизи.
— Только-то и всего! — заметил Мистигри. — И весь этот блеск путешествует в «кукушке»?
— Ишь ты, как старичок с кирпичной физиономией привирает, — шепнул Жорж на ухо Оскару. — Видите, я же вам говорил, — продолжал он вслух. — Я не скрываю, я боготворю императора…
— Я служил под его началом, — сказал граф.
— Что за человек! Не правда ли? — воскликнул Жорж.
— Человек, которому я многим обязан, — ответил граф, ловко прикидываясь простачком.
— Например, орденами? — спросил Мистигри.
— А как он табак нюхал! — продолжал г-н де Серизи.
— О, у него табаком все карманы полны были, прямо оттуда и брал, — сказал Жорж.
— Мне это говорили, — заметил дядюшка Леже с недоверчивым видом.
— Он не только нюхал, он и жевал табак, и курил, — подхватил Жорж. — Я видел, как он дымил, и очень забавно, при Ватерлоо, когда маршал Сульт сгреб его в охапку и бросил в экипаж в тот момент, как он уже взялся за ружье и собирался разрядить его в англичан.
— Вы участвовали в сражении при Ватерлоо? — спросил Оскар, вытаращив от удивления глаза.
— Да, молодой человек, я участвовал в кампании 1815 года. Я дрался при Ватерлоо в чине капитана и удалился на Луару, когда армию расформировали. Черт возьми, Франция мне опротивела, я не мог здесь дольше выдержать. При моем настроении меня бы арестовали. Вот я и отправился вместе с другими удальцами — Сельвом,[19]Бессоном,[20]еще кое с кем; все они и по сию пору в Египте, на службе у Мехмеда-паши.[21]Ну, и чудак, доложу я вам! Раньше торговал табаком в Кавале, а теперь задумал стать неограниченным монархам. Вы видели его на картине Ораса Верне[22]«Избиение мамелюков»? Какой красавец! Но я не согласился отречься от веры своих отцов и стать мусульманином, тем более что при переходе в магометанство проделывают некую хирургическую операцию, к которой я не чувствовал ни малейшей склонности. А кроме того, вероотступников все презирают. Вот если бы мне предложили ренту тысяч в сто, тогда, возможно, я бы еще подумал… Да и то!.. Нет, не согласился бы! Паша положил мне жалованье в тысячу таларов…
— Что это такое? — спросил Оскар, развесив уши.
— Так, пустяки. Талар — это вроде монеты в сто су. И, надо сказать, пребывание в этой чертовой стране, если только ее можно назвать страной, мне дорого обошлось, — пороки, которые я там приобрел, дохода не приносят. Теперь я уже не могу отказаться от кальяна два раза в день, а это обходится недешево.
— А каков Египет? — спросил г-н де Серизи.
— Египет — сплошной песок, — нисколько не смущаясь, продолжал Жорж. — Зеленеет только долина Нила. Проведите зеленую полосу на листе желтой бумаги, вот вам и Египет. Правда, египтяне, феллахи, имеют по сравнению с нами одно преимущество: у них нет полиции. Можете исколесить весь Египет, ни одного полицейского не встретите.
— Зато, я думаю, там много египтян, — сказал Мистигри.
— Не так много, как вы полагаете, — возразил Жорж, — там гораздо больше абиссинцев, гяуров, ваххабитов, бедуинов и коптов… Впрочем, все эти дикари мало привлекательны, и я был очень счастлив, когда сел на генуэзское судно, которое шло на Ионические острова за грузом пороха и боевыми припасами для Тепеленского паши. Знаете, англичане продают порох и боевые припасы кому угодно — и туркам и грекам; они бы и самому черту продали, будь у черта деньги. Итак, с острова Занте мы должны были направиться в Грецию, лавируя вдоль берегов. Мой род пользуется известностью в этой стране. Я внук славного Кара-Георгия,[23]который воевал с Портой, но, к несчастью, ей не напортил, а свою судьбу испортил. Его сын укрылся в доме французского консула в Смирне, он умер в Париже в 1792 году, оставив мою мать беременной седьмым ребенком, мною. Один из приятелей моего деда украл все наши драгоценности, так что мы были разорены. Мать, которая жила тем, что продавала по одному свои бриллианты, в 1799 году вышла замуж за некоего господина Юнга, моего отчима, поставщика на армию. Мать умерла, я поссорился с отчимом, между нами говоря, большим подлецом. Он еще жив, но мы с ним не видимся Этот прохвост бросил нас семерых и даже не поинтересовался, что мы пить-есть будем. Вот я с отчаянья и отправился в 1813 году простым рекрутом… Вы себе и представить не можете, с какой радостью старый паша принял внука Кара-Георгия. Здесь, во Франции, я зовусь просто Жоржем. Паша подарил мне гарем…
— У вас есть гарем? — воскликнул Оскар.
