Лоре.[1]
Воздаю дань поклонения блестящему и скромному уму той, которая дала мне сюжет этой повести.
Брат ее де Бальзак.
Уже недалеко то время, когда железные дороги вытеснят одни промыслы, внесут изменения в другие, — особенно в занятия, связанные с различными видами извозного промысла, существующими сейчас в окрестностях Парижа. Поэтому вскоре люди и предметы, о которых рассказывается в этой повести, придадут ей ценность археологического исследования. Ведь, наверно, нашим внукам любопытно будет узнать социальные основы эпохи, которую они назовут «былыми временами». Так, например, ныне уже нет живописных «кукушек», стоянка которых была на площади Согласия и даже на бульваре Кур-ля-Рен, «кукушек», процветавших в течение целого столетия, многочисленных еще и в 1830 году; теперь же, в 1842 году, пожалуй, встретишь на дороге такую «кукушку» только в день сельского праздника, на который отовсюду стекается народ.
В 1820 году не существовало еще регулярного почтово-пассажирского сообщения между всеми пунктами, которые прославились своим живописным местоположением и называются «окрестностями Парижа». Как бы там ни было, Тушар с сыном получили исключительное право на провоз пассажиров между наиболее населенными местечками на пятнадцать лье в окружности; они держали роскошную контору дилижансов на улице Фобур-Сен-Дени. Несмотря на то, что это была старинная фирма, что Тушары вложили в дело много труда и большой капитал, несмотря на сосредоточенность предприятия в одних руках и вытекающие отсюда преимущества, все же заурядные «кукушки» из предместья Сен-Дени успешно соперничали с их каретами по части перевозки пассажиров в пункты, расположенные в семи-восьми лье от Парижа. Парижане такие любители загородных поездок, что местные извозные конторы успешно боролись с «малыми дилижансами», как прозвали тушаровские кареты в отличие от «больших дилижансов» с улицы Монмартра. В ту пору процветание конторы Тушаров подстрекнуло людей предприимчивых. Для обслуживания даже самых незначительных местечек в окрестностях Парижа стали возникать конторы дилижансов; на десять лье в окружности развилась бешеная конкуренция между красивыми, быстрыми, удобными каретами, отправлявшимися и прибывавшими по расписанию. «Кукушка», потерпевшая поражение на расстояниях в четыре-шесть лье, ограничилась короткими рейсами и просуществовала еще несколько лет. Она сдалась, когда омнибусы доказали возможность перевозить сразу восемнадцать человек в карете, запряженной парой лошадей. Если бы в наши дни на складе старых экипажей случайно была обнаружена «кукушка», то внешний вид и устройство этой тяжелой на подъем птицы привлекли бы внимание ученых, подобно тому как остовы животных, найденные в каменоломнях на Монмартре, заинтересовали Кювье.
Мелкие хозяева, которым угрожали ловкие дельцы, с 1822 года боровшиеся с Тушарами, отцом и сыном, опирались на расположение привыкших к ним жителей того местечка, которое они обслуживали. Обычно хозяин предприятия, он же и кучер и владелец кареты, был вместе с тем и трактирщиком, хорошо знакомым с коренными обитателями и местными условиями. Он ловко выполнял поручения, брал умеренную плату за мелкие услуги и именно поэтому выручал больше, чем фирма Тушаров. Он умел провозить спиртные напитки без разрешения, а в случае надобности знал, как обойти правила о перевозке пассажиров. Словом, он пользовался любовью простого народа. Поэтому, когда исконный содержатель извозного предприятия, уступая новому конкуренту, начинал ездить в очередь с ним, некоторые клиенты откладывали поездку до того дня, когда поедет старый хозяин, хотя состояние его кареты и лошадей внушало мало доверия.
В свое время Тушары особенно стремились захватить в свои руки транспортную линию между Парижем и Бомоном-на-Уазе, монополию на которую усиленно оспаривали у них и теперь еще продолжают оспаривать конкуренты у их преемников Тулузов; линия эта, по-видимому, особенно прибыльна, ибо в 1822 году ее одновременно обслуживали три конторы дилижансов. Напрасно «малые дилижансы» снижали цены, напрасно увеличивали они число рейсов, напрасно заказывали прекрасные кареты, — отделаться от конкурентов им не удалось: очень уж доходна транспортная линия, на которой расположены такие местечки, как Сен-Дени и Сен-Брис, такие деревни, как Пьерфит, Гроле, Экуэн, Понсель, Муасель, Байе, Монсу, Мафлие, Франконвиль, Прэль, Нуэнтель, Нервиль и другие. Тушарам пришлось удлинить до Шамбли рейсы своих почтовых карет. Конкуренты последовали за ними в Шамбли. В наши дни контора Тулузов возит уже до Бове.
От этой дороги, ведущей в Англию, отходит боковая дорога, которая начинается от местечка, удачно прозванного «Кав»,[2]и идет по одной из самых очаровательных долин бассейна Уазы до небольшого городка. Лиль-Адан, который пользуется двойной известностью: и как колыбель угасшего рода Лиль-Аданов и как древняя резиденция Бурбонов-Конти. Лиль-Адан — прелестный городок с двумя деревнями — Ножан и Пармэн — по соседству, знаменитыми своими каменоломнями, поставляющими материал для самых красивых новых зданий в Париж и за границу; так, например, основания и капители колонн в Брюссельском театре сделаны из ножанского камня. Хотя эта дорога и славится прекрасными видами и замечательными зáмками, построенными вельможами, монахами или знаменитыми живописцами, как, например, зáмки Кассан, Стор, Ле-Валь, Нуэнтель, Персан и другие, в этой местности в 1822 году не существовало конкуренции, и извозом промышляли здесь два хозяина, отлично ладившие между собой. Причину такого исключительного положения понять нетрудно. От Кава, места, откуда идет по направлению к Англии мощеная дорога, которой мы обязаны щедрости принцев Конти, до Лиль-Адана целых два лье; ни одно почтово-пассажирское предприятие не могло себе позволить такой крюк, тем более что Лиль-Адан в то время стоял в тупике. Дорога, которая вела туда, там и кончалась. Несколько лет назад была проложена большая дорога, соединившая долину Монморанси с долиной Лиль-Адана. Она идет вдоль Уазы от Сен-Дени через Сен-Ле-Таверни, Мерю, Лиль-Адан до Бомона. Но в 1822 году единственной дорогой в Лиль-Адан было шоссе, проложенное принцами Конти. Итак, транспортной линией Париж — Лиль-Адан владели Пьеротен и его коллега, пользовавшиеся любовью всего края. Пьеротенова карета и карета его товарища обслуживали Стор, Ле-Валь, Пармэн, Шампань, Мур, Прероль, Ножан, Нервиль и Мафлие. Пьеротен был так популярен, что даже жители Монсу, Муаселя, Байе и Сен-Бриса-местечек, расположенных на большой дороге, — пользовались его услугами, так как получить место в его карете было легче, чем в вечно переполненных бомонских дилижансах. Пьеротен и его конкурент не ссорились. Когда Пьеротен отбывал из Лиль-Адана, его товарищ возвращался из Парижа — и наоборот. Говорить о его конкуренте не стоит. Пьеротен пользовался любовью всего края. Кроме того, в этой правдивой истории речь идет только о нем. Достаточно будет сказать, что возницы жили в добром согласии, конкурировали без подвохов, лишь честным путем стараясь залучить побольше пассажиров. В Париже, в видах экономии, они пользовались одним и тем же постоялым двором, той же конюшней, тем же каретным сараем, той же конторой, тем же фактором; из этого уже вполне ясно, что и Пьеротен и его соперник были, как говорится, людьми покладистыми.
