фартуке, скучающая у кассы. Были приняты меры предосторожности. Хухрик заставил меня поклясться, что я ни словом не обмолвлюсь об этом Ивану: «Обещайте, дайте мне слово, иначе я не приду!..» К тому же он радикально «перелицевал» внешность: покрасил волосы в тёмно-каштановый цвет, бородёнку свою хилую сбрил, нацепил очки типа «Джон Леннон», кажется, без диоптрий, с простыми стёклами (непрерывно их поправлял, видимо, ещё не привык), надел синие джинсы и синюю клетчатую рубашку, какие носят американские фермеры. Глянуть мельком — совсем другой человек. Разве что лицо оставалось такое же — скомканное испугом, с бегающими зрачками, которые непрерывно сканировали окружающее.
Сказал, что времени у него мало, поэтому разговор будет короткий.
— Уезжаю. Из этого города, из этой страны, вообще — к чёрту, провались оно всё! И не надо меня искать, я вас очень прошу... — Выложил на стол глянцевую чёрную флешку. Подтолкнул ко мне ногтём. — Вот вам — прощальный подарок.
И далее он объяснил, что на флешке записан весь код Игры — и начальная база данных, и последующие имплементы. Правда, менять код, пытаться встраиваться в него не имеет смысла: при входе в сеть изменения будут тут же откорректированы, попросту уничтожены массой распределённой базы, она настроена на самовосстановление, любые отклонения убирает автоматически.
— С другой стороны, кто знает, может быть, вам удастся отыскать какую-нибудь случайную брешь, щель какую-нибудь, втиснуться... Хотя я сомневаюсь...
Кроме того, по его словам, на флешке была представлена карта Игры: расположение ловушек, ям, наполненных чернотой, дворовых арок и стен, которые, стоит приблизиться, обваливаются лавиной камней, липких пятен, намертво приклеивающих подошвы, если идти босиком, можно напороться на колючки «асфальтника». Также на флешке был перечислен набор всяких хитростей: с бродячими скелетами лучше не связываться, проще уйти, они движутся медленно, то же самое с троллями, которые охраняют строго ограниченные территории, дикобраз стреляет всего три раза, далее он безвреден, василиску, как бы ни пугал он, как бы ни завывал, в глаза не смотреть, бить стрелой или из бластера в грудь, окаменеет, тем всё и кончится, а птица Рух, перед тем как пасть с неба, издаёт резкий протяжный крик, успеть спрятаться, она дважды не нападает...
Ну и так далее и тому подобное.
— Не знаю, какие у вас дальнейшие планы, — сказал Хухрик, — мало ли, пригодится. Но честно предупреждаю, чушь всё это: чупакабры, тролли, скелеты... Главный ваш противник — маглор, имейте в виду. А победить маглора не удавалось ещё никому, не верьте той ахинее, что пишут в чатах рекламщики...
— Никому? — переспросил я.
— Ну, теоретически это возможно... Не с бластером надо идти на него, а с мечом, бластер бесполезен, с ножом в крайнем случае. Необходимо лезвие. Есть у маглора внизу грудины, там, где рёбра заканчиваются, некая «точка жизни»... Вот если ударить туда...
Он мельком глянул в окно, выходящее на проспект, и вдруг весь застыл, словно одеревенев.
Понизил голос до шёпота:
— Посмотрите... только как бы случайно... Там — стоит человек?
Я осторожно мазнул взглядом витрину, возле которой находился наш столик.
Хухрик дёрнулся:
— Пс-с-с... не рассматривайте, не рассматривайте его, отвернитесь...
— В чём дело?
— Следят.
— Кто?
— Откуда я знаю? — Хухрик уже не говорил, а шипел, очки его поползли к кончику носа, и он едва успел их подхватить. — Третий день ходят за мной. Все разные, появляются ниоткуда, но возникнет такой и — идёт, идёт, как привязанный, от него не отделаешься...
Мне казалось, что он сейчас заплачет.
Хухрик, однако, сдержался.
— Ладно, всё, я пошёл... А вы, пожалуйста, пока посидите... Не беспокойтесь, вас он не тронет... Наверное...
Не дожидаясь ответа, Хухрик быстро поднялся, но направился не к дверям из кафе, а к девушке, дремлющей возле кассы. Не знаю, что он там ей прошептал, — она вздёрнула нитяные брови, чуть отшатнулась, но, секунду подумав, кивнула и скрылась за занавеской служебного коридора. Хухрик немедленно нырнул вслед за ней. Понятно, попросил вывести его через чёрный ход.
Я вновь глянул в окно. Человек попрежнему стоял у витрины, внимательно, так мне казалось, изучая обстановку внутри. А, может быть, наблюдая за мной. По-моему, он даже не шевельнулся.
Застыл, как памятник.
Вроде бы ничего угрожающего.
И тем не менее мне передался испуг Хухрика. Скорее всего, потому, что я сам последнее время находился в каком-то вздёрнутом состоянии. Что-то сместилось в моём сознании, какие-то тонкие фильтры, какие-то психологические диоптрии: куда бы я ни смотрел, я везде видел игру. Недавно я присутствовал на защите докторской диссертации, слушал выступления учёного секретаря, соискателя, говорившего уверенным басом, двух оппонентов, опять секретаря, опять соискателя, отвечающего на вопросы, слушал всё это и отчётливо понимал, что никакая это не защита в истинном смысле данного действа, не столкновение мнений, не аргументированное отстаивание чего-то нового, а чисто условная рутинная процедура, игровой ритуал, выводящий геймера (соискателя то есть) на более высокий карьерный уровень. Ничего ощутимого соискатель в науку не внёс, вся работа его представляет собой обзор прошлых и современных исследований, собственные худосочные соображения еле просвечивают, на статью хватило бы, но при чём тут докторская диссертация? И все это понимают, все это осознают и всё же как заведённые исполняют шажки, поклоны и повороты научного менуэта.
Или я знал, что в субботу, ровно в семь вечера по московскому времени, промяукает музыкальный вызов айфона и Арсений из своей дюссельдорфской квартиры задаст мне четыре стандартных вопроса: как я живу, как себя чувствую, как отношения с Аделью, не требуется ли какая-нибудь помощь? И я отвечу: всё хорошо, всё в порядке, нормально, пока ничего не требуется. А в воскресенье, ровно в пятнадцать часов, из Дюссельдорфа позвонит уже Ева и задаст те же вопросы Адели, получив в ответ аналогичные формулировки. Тоже игра — в родителей, соблюдение социального ритуала. Ничего удивительного, такова жизнь в Европе, разграфлённая на множество формализованных эпизодов, для каждого существуют свои чёткие правила: как себя вести, что говорить, о чём думать, к чему стремиться. Арсений просто включился в тиканье этого хтонического механизма.
Честно признаюсь, за Арсения я не слишком переживал. Ну — включился и пусть, и ладно, получил, что хотел, я давно махнул рукой и на Еву, и на него. Кстати, за себя я тоже особо не беспокоился. Я
