Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
что-нибудь из камней возвести, а теперь с утра до вечера с кирпичами в ямах глины протолчëмся. За весь день нужно было налепить из глины этих кирпичей штук чуть ли не двести. Поэтому не только я, но и все наши про себя и вслух жаловались на эту изнурительную работу, сравнивая её с перемешиванием воды в ступе, и со светлой печалью находили ту тяжёлую работу более увлекательной. Как я понял вскоре, тяжёлые дела наоборот, занимают душу и развивают силу, а бессмысленные, вроде этой бесконечной лепки из глины, утомляют смертельно. Но ещё грустней, когда знаешь, что даже тёплого освежающего чая у тебя не будет, и простого мягкого хлебца тоже. Продолжают кормить холодными щами, в которых только и есть, что тараканы. Тоскливая сегодня в моём дневнике запись… А всё потому, что этот вечер кажется тоскливым. Комар, залетевший с улицы, вьётся над моей головой. Пёс Друг давно заснул под окнами, Афанасий тоже начал дремать под умолкающий разговор усталых арестантов… Только и слышно, как весёлый Рыжик носится по двору, всё ещё не желая засыпать. Каждый раз, когда я слышу или вижу этого маленького щенка, во мне теплится надежда на то, что всё будет прекрасно и никакой беды не произойдёт… Как мне хочется верить, что я не ошибаюсь!
Июль, 24
Хватит ли у меня всей короткой летней ночи, чтобы записать все чувства мои и события эти? Ведь даже вольные люди так не дивятся делам Божиим, как мы, каторжане. А всё потому, что на каторге учатся ценить свободу и веру… Сегодня я понял, что не так дурна казённая пища, когда насыщение от неё так незначительно для нас всех — высокую значимость имеет насыщение духовное. До этого я, не желая выглядеть глупцом в глазах Гагина и других ценителей денег, брал недёшево за свои плетёные товары. Покупатели продолжали улыбаться мне и благословлять меня, я снова начал пить чай и есть мясо — всё, казалось бы, в каторжной жизни хорошо стало, но словно отошла от меня та Благодать, что некогда я испытавал. Однако когда мы опять избу строили, и многие из нас, как всегда, продавали товары, случилось, на мой взгляд, нечто необычное: ко мне подошла девочка и, вместо того, чтобы приобрести полезную вещь, просто протянула мне двухгривенный. Я смущённо отступил на шаг, проговорил едва разборчивые слова благодарности и ушёл помогать Афанасию закладывать фундамент. Я и до этого видел, как раздают милостыню нашим или из других партий, но мне её не давал ещё никто. Меня поразило бескорыстие этой девочки, которой вполне была нужна одна из моих корзин, ведь я часто вижу в лесу девочек собирающих ягоды. Но она добровольно отдала мне деньги, возможно, большую часть семейного состояния, с одной лишь выгодой: чтобы жить мне на каторге стало чуть-чуть легче. Я чувствую, что велика мудрость народа — как каторжного, так и вольного. И с этого случая, давали ли мне подаяние — я его сохранял в особом месте под нарами. Я не собирался тратить его на еду или чай — мне хотелось использовать его на что-нибудь благое… И искренне благодарю Господа, что такой случай представился! Этим утром мы отправились в церковь по случаю большого праздника Успения Богородицы. Я взял туда свою милостыню, хотя и не предполагал, как я её употреблю. Но во время службы наши арестанты, глубоко верующие, как и многие каторжане, приносили свои монетки на свечу, которую ставили за здравие близких, или на церковный сбор. Я представил тех неимущих, несчастных людей, на которых так заботливо копились деньги в церкви. «Эти люди — не ссыльно-каторжные, — подумал я. — Нас хотя бы содержат, а их-то содержать некому. Да и зачем мне богатеть, если я каторжник?» И, печально вздохнув, я высыпал всё своё подаяние в копилку. Это заметила Соня, которая непременно присутствовала с моей партией на всех праздничных службах.
— Родион, неужели ты пожертвовал всем, что у тебя было? — удивилась она. — А на что же ты будешь приобретать свежую еду?
— Нет, Соня им это нужнее. Я ведь и так могу кормить себя собственным ремеслом. А это была милостыня, что была дана мне благочестивыми людьми, теперь будет дана мною ещё более нуждающимся, чем я.
Я ясно увидел, как глаза Сонечки засветились самой искренней радостью, а личико её озарила детская улыбка. Она вдруг обвила меня своими тонкими ручонками и горячо поцеловала в щëку… И будто бы сразу опомнилась и скромно поглядела из-за опущенных ресниц в мои смущённые глаза. Наверное, нас никто не заметил, так как все были заняты службой. И только у Афанасия, бывшего рядом, текли слëзы умиления.
Август, 31
Глава X
В начале осени деньки часто выпадали погожие и нехолодные, но лишь только хлынули ливни и налетели северные ветры, всё разом стало грустным и дурным. Идëшь по прибитым дождём грязным листьям, а так как на тебе ещё и тяжёлые кирпичи, то непременно поскользнëшься и упадёшь на мокрую, размытую землю. Так и будешь скользить и отставать, пока придирчивые конвойные сзади покрикивать не начнут. Но наконец нас на эту работу гонять перестали и вернули к прежним делам, малярным, столярным и угольным. Вечера сделались невыносимо скучными; всё раздражительней и злей становились арестанты из-за проигрышей в карты, которыми пытались убить время долгой тёмной ночи. Впрочем, становились они и более развязными и смешливыми из-за постоянных выпивок вина, что прикупали просто так, с осенней тоски. И мои вещи покупали всё реже. Разве что приобретут какой-нибудь туесок для яиц, или плетёный кувшин, для увядающих цветов, или хотя бы лукошко для хлеба. А между тем наступали суровые холода, и все стали заботиться об утеплении: конвойные всё чаще стали прятать лица в воротники, начальники облачились в мех, а арестанты умудрялись где-то доставать настоящие шубы на заработанные деньги. Особенно Гагин о тёплой одежде заботился: занялся шитьём на продажу и для себя, на свой полушубок стал меховые подкладки нашивать. Когда я поинтересовался у Михи, где Гагин достаёт эти меха, он суровым шёпотом заявил:
— А ты как думаешь? Он давеча котёнка в деревне заманил в уголок и там придушил, а потом стельки для валенок из его шкурки сшил. Этот мужик — живодёр закоренелый, даже самого слабого не пожалеет, поэтому с ним и дружбы никто не заводит.
Я ужаснулся, услышав о такой жестокости, и решил ни за что не пользоваться мехом — ту зиму я
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
