И потом, куда — сюда?
Томас помедлил у крыльца. Он был у Норы на «новом месте» бесчисленное количество раз: забирал детей, возвращал детей, а однажды помог ей привезти новый холодильник, и то поздравлял себя с этим, то за это же проклинал (кончилось тем, что они трахались на липкой клеенчатой кушетке в ее гостиной). Однако, несмотря на столь частые посещения, место это так и не стало для него родным и близким. Он был здесь незваным гостем, случайным прохожим. Вытянутое, низкое крыльцо, наглухо закрытые окна, беспорядочно посаженные растения, солнцелюбивая герань, побеленные перила и черная алюминиевая дверь каким-то образом постоянно олицетворяли саму Нору.
А Нора уже не любила его.
Но причиной нерешительности Томаса было не только это… тут были замешаны и Нейл, и ФБР. Почему Нейл упомянул о ней? И что он сказал? Что-то. Что-то…
Томас в расстройстве принялся тереть лицо руками.
«Ничего с ней не случилось…»
Он просто стоял и дышал, пялясь, как дурак, на закрытую дверь. Дом казался сверхъестественно тихим. Томас моргнул. Теперь перед глазами у него стояла не Синтия Повски, он заглянул внутрь…
Признаки борьбы. Кровавые полосы, протянувшиеся по дощатому полу…
«Ни черта с ней не случилось».
Муха жужжала в углу бетонного подоконника, попавшись в мохнатую паутину убийцы-паука. Другая, по-летнему оживленная, билась о мутное стекло. Солнечный свет струился сквозь перила, яркими полосами ложась на землю. Одна из них тепло улеглась на его левом ботинке.
Нора. Даже после такой горечи, растерянности и недоверия Томас постоянно волновался, что она живет совсем одна. Покровительственная забота, он понимал это, но…
После стольких лет. После стольких мучительных попыток.
«Ничего с ней не может случиться».
Он постучался, чуть слышно. Молча подождал.
На заднем дворе у соседей залаяла собака. Дети визжали, громко барахтаясь и плескаясь в бассейне.
На стук никто не ответил.
Томас сжал большим и указательным пальцами переносицу, пробуя помассировать ее, чтобы снять боль. Было слышно, как за несколькими изгородями мужской голос прикрикнул на плавающих детей. Томас почти видел, как солнечный свет маслянисто растекается по воде. Почти чуял запах хлорки.
Он снова постучал, более отрывисто и громко.
Тишина.
Возможно, она действительно уехала в Сан-Франциско. Возможно, взяла такси до вокзала. А может, укатила с этим, как его, молодым стажером из ее агентства — кажется, он жил где-то в Пикскилле. Возможно, он ее и подвез. Может, Нейл ничего и не говорил о том, чтобы повидаться с Норой? Не было никаких…
Томас взялся за прохладную круглую ручку, повернул…
…и дверь вырвалась у него из рук.
— Томми… — сказала Нора, щурясь от ослепительного солнечного света.
У нее было живое лицо брюнетки, пухлые, как у модели, губы и большие карие глаза, честно глядевшие на собеседника, и хитроумная бухгалтерия оказываемых милостей. Ее прямые короткие волосы были тонкими, как у ирландки, а кожа — по-ирландски бледной. В упор глядя на нее, Томас вдруг вспомнил, что сегодня под утро ему приснилась их свадьба, и показалось, что тогда она выглядела такой же, как сейчас, — все то же томление, святость, сожаление…
Как единственная женщина, которую он когда-либо по-настоящему любил.
— Я… Я сейчас объясню, — сказала Нора.
— Ты плакала? — спросил Томас.
В смеси эмоций главным было облегчение, и он чуть не разрыдался. По крайней мере, она в безопасности. По крайней мере, она в безопасности.
Какого черта он навыдумывал? Нейл — психопат?..
Нора потерла уголок глаза.
— Нет. Что ты здесь делаешь? Где дети? Ничего не случилось?
— Дети отлично. Они с Миа. Я приехал… я…
Нора ждала продолжения.
— Я приехал, потому что вчера ночью у меня был Нейл. Он что-то сказал насчет того, что видел тебя… — Томас улыбнулся, наконец обретя уверенность в себе. — Поскольку ты сказала, что едешь в Сан-Франциско, я решил смотаться сюда — проверить, все ли в порядке… Так все в порядке?
Вопрос, казалось, застал ее врасплох, а может, просто он проявил излишнюю заботливость?
— Отлично, — ответила Нора с кислой — («Да в чем, собственно, дело?») — улыбкой.
Нечто странное произошло между ними, когда Томас вошел в прихожую: возможно, это была память о забытой близости. Они не могли оторвать друг от друга глаз.
— Про Сан-Франциско это был просто треп, да?
— Да, — сказала Нора.
Обмен взглядами был совершенно непроизвольным… либо так казалось Томасу.
— Но зачем, Нора? Зачем эта ложь?
Возмущение снова овладело им.
«Не суй свой нос… Не твое дело».
— Потому что… — запинаясь, произнесла Нора.
— Потому что… Господи, Нора, даже чертов Фрэнки придумал бы что-нибудь получше.
— Не говори так. Не смей говорить «чертов Фрэнки». Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
— А как насчет «чертов Сан-Франциско»? Или это тоже тебя раздражает?
— Да пошел ты, Томми, — сказала Нора и повернулась, чтобы уйти на кухню.
На ней было легкое хлопчатобумажное платье — из тех, которые заставляют мужчин страстно желать, чтобы налетел безобразник ветер. Ягодицы у нее все еще были хороши.
Томас опустил голову, посмотрел на руки. Они еле заметно дрожали.
— Так о чем вы говорили с Нейлом? — спросил он.
— Ни о чем, — с горечью ответила Нора. Она произнесла это, повернувшись к кухонному столу. — Он приехал не разговаривать… — У нее хватило мужества выдержать ошеломленный взгляд Томаса, лицо ее напряглось от стыда, негодования — всего того, с помощью чего людям удается смириться со своими грехами. — Он всегда молчит.
Не думая, Томас шагнул в прохладную полутьму.
«Нора с Нейлом?… Трахаются?»
Забавно, насколько естественными могут показаться подобные вещи, как легко убедить себя, что ты знал все заранее. И хотя Томас отверг эту мысль, она вернулась, и какая-то часть его нашептывала:
«Конечно».
Он с трудом протолкнул слова мимо застрявшего в горле жала шершня.
— И давно?
Ему было трудно дышать, но для полной уверенности он повторил:
— Давно ты трахаешься с моим лучшим другом?
«Нора и Нейл… Нейл и Нора…»
Ее глаза заблестели от слез. Смахнув их, она отвела взгляд.
— Зачем тебе это знать?
— Даже когда мы были женаты? — спросил Томас — Да?
