В пятницу вечером Джон привез дочь, и Эмма тут же побежала играть с Кристиной, которую мать забирала позже других детей.
– Увидимся в понедельник, – прощаясь, сказала Мэриан.
Он кивнул и придержал рукой дверь, хотя хозяйка и не думала закрывать ее.
– Есть новости? – Его серые глаза смотрели выжидающе.
– Нет еще. Хотя в воскресной газете всегда бывает несколько новых объявлений. Если вы не возражаете, я возьму Эмму с собой. Иного выхода нет.
– Конечно, не возражаю. И помните, что я всегда готов прийти вам на помощь.
– У меня в запасе еще пара недель. Но… все равно спасибо.
– Хорошо. Я буду звонить. – И, махнув рукой, Джон зашагал к машине.
Несколько секунд Мэриан наблюдала за его уверенной неторопливой походкой, исполненной силы в каждом движении, но, прежде чем мужчина открыл дверцу машины и, оглянувшись, бросил прощальный взгляд, быстро закрыла входную дверь.
Черт возьми! Почему в присутствии Мак-Рея она всегда ощущает себя такой возбужденной, взволнованной? Почему ей кажется, что уезжает близкий, дорогой человек? Он никогда не говорил о своей жене, не спрашивал ничего о покинувшем ее муже, но между ними как будто многое уже сказано без слов.
В воскресенье они коротко поговорили по телефону. Мак-Рей был озабочен и утомлен, да и Мэриан ощущала усталость.
– Ну что, нашли что-нибудь? – спросил Джон в конце разговора.
– К сожалению, нет, – сказала она невесело, не в силах скрыть глубокое утомление.
– Мэриан… – В последовавшей паузе она услышала его дыхание, словно он был не за тысячу миль, а рядом. – Я скоро выезжаю, – вдруг резко сказал Джон. – Увидимся утром. – И положил трубку.
А на следующий день, когда после завтрака забирал Эмму, Мак-Рей разговаривал мало, был дружелюбен, но как-то отстранен. Ни разу не взглянул на Мэриан с огоньком в глазах, не понизил голос до того хрипловатого, интимного тона, который всегда так волновал ее, ни разу не упомянул даже, что уезжает на следующий уикэнд. И не задержался, чтобы немного поболтать. Мэриан не стала убеждать себя, что для нее это решительно ничего не значит. Но, взяв себя в руки, она с улыбкой крикнула детям:
– А теперь пора почитать!
Взяв пару любимых детьми книжек с картинками, она уселась прямо на пол и прислонилась спиной к дивану. Дети окружили ее. Эта живописная группа включала почти всех постоянных воспитанников. И было странно, что Эммы нет среди них. Мэриан успела уже привязаться к ней.
– С чего начнем? – спросила она.
– «Фриц и другие прекрасные лошади», – тут же потребовала Лиззи.
– Да, «Фриц», – согласился Джесси.
– Хорошо, пусть будет по-твоему.
Когда Мэриан открыла книгу, Лиззи доверительно наклонилась к ней.
– Я люблю Фрица, – сказала она. – Если бы он был белой масти, то походил бы на нашего Снежка. Он такой же ласковый и добрый.
Мэриан погладила белокурые локоны девочки.
– Да, конечно. Хоть я и не уверена, что наш Снежок такой же трудолюбивый, как Фриц.
Все захихикали, уловив в ее словах шутку.
– Снежку и не надо работать! – заявил один из малышей. – Катать нас – это не работа!
– Разве нет? – поддразнила Мэриан. – Тогда что же это?
– Это развлечение! – ответили малыши хором.
– Вот как? А кто-нибудь из вас спрашивал у Снежка об этом?
Лиззи снисходительно посмотрела на воспитательницу.
– Снежок не понимает, что говорят люди.
– Ах, я совсем забыла, – с невинным видом ответила Мэриан и засмеялась.
Как бы ни уставала она с детьми, уход за ними не казался ей работой. Малыши такие милые и забавные, что не только угроза потери заработка, но и мысль об утрате радости общения с ними пугала Мэриан.
– Ну что ж, начнем, – раскрыла она книжку. – Был когда-то на свете город, известный своими прекрасными лошадьми…
Когда в среду вечером зазвонил дверной звонок, Мэриан невольно взглянула на часы. Половина восьмого. Кого это принесло? Она вытерла руки полотенцем и прикрикнула на собак:
– Родо! Эджи! Ради всего святого, прекратите! – Эффекта, конечно, не последовало, ибо визгливое тявканье одной собаки продолжало сливаться с гулким лаем другой.
Джесси и Анна, тоже растерянные, выглянули из гостиной, когда мать пошла открывать дверь.
При неожиданном появлении Джона Мак-Рея, стоящего на пороге рядом с дочерью, сердце Мэриан невольно замерло. Джон был в джинсах и потертой кожаной куртке, которая делала его плечи еще шире. Он невозмутимо взглянул на хозяйку, в то время как Эмма переминалась с ноги на ногу, точно сгорая от желания чем-то удивить.
– О, привет! – сказала Мэриан, стараясь перекричать собачий лай. – Эджи, Родо!.. – Она безнадежно махнула рукой. – Проходите. Тогда они замолчат.
Эмма наклонилась, обняв черную голову овчарки, и позволила Эджи лизнуть себя в нос. Мэриан закрыла дверь и последовала за отцом и дочерью в гостиную. Когда Джон огляделся, женщина снова почувствовала некоторое смущение, хотя сознавала, что на сей раз он едва ли обратит внимание на что-нибудь вроде ржавой лейки под диваном или крошек от печенья на полу.
В последние четыре года жизнь Мэриан так была привязана к этому дому, что она воспринимала его, как черепаха свой панцирь, и нуждалась в нем больше, чем просто для защиты от ветра и дождя.
– Хотите чего-нибудь? – спросила она нежданных гостей. – Чаю или кофе? Эмма, хочешь сока?
– Спасибо. – Джон не сделал и движения, чтобы присесть. – У нас с Эммой есть к вам предложение.
Карие глаза девочки нетерпеливо вглядывались в лицо Мэриан, а Джесси и Анна прильнули к ее ногам. Она сознавала присутствие детей, но весь мир сузился для нее так, что в действительности перед ней были только лицо Джона со щетиной на подбородке, легкими впадинками под скулами и сжатым ртом, его внимательные серые глаза, устремленные прямо на нее. Она вдруг почувствовала близость чего-то такого, что может круто изменить ее жизнь, и замерла в ожидании.
– Мы бы хотели, чтобы вы стали нашей экономкой. Чтобы вместе с Джесси и Анной переехали жить к нам.
Мэриан услышала шум в ушах и почувствовала, как кружится голова.
– Вашей экономкой? – эхом отозвалась она и медленно опустилась на диван.
– Не ожидал, что вы будете так удивлены, – сказал Джон.
С одной стороны, предложение было совершенно неожиданным, хотя в глубине души она могла допустить нечто подобное. Допускала, но никогда не задумывалась, ибо это было слишком нереально.
Она и дети будут обеспечены, будут иметь крышу над головой. У нее будет больше времени для Анны и Джесси. Найдется время заняться и собой. Конечно, не останется без внимания и Эмма, которая по-своему нуждалась в уходе и ласке. Да и Джон был бы всегда рядом, и, возможно, со временем она бы лучше узнала его. Что кроется за этой хладнокровной, сдержанной и немного шутливой манерой вести себя? Способен ли он на какие-то чувства? Или просто страдает от одиночества?..
