что всегда «разделяла его гордость, восхищалась и хвалила его». Муссолини оценит это и, уже будучи премьером Италии, станет довольствоваться женщинами из среды аполитичных жен чиновников или поклонниц, не имеющих за душой «идеологического стержня».
…
В сентябре 1910 года Муссолини от социалистов города Форли поступило заманчивое предложение – не возьмется ли он редактировать еженедельный журнал? Конечно же, Бенито сразу согласился. Новое издание получило название Lotta di classe («Классовая борьба»).
Муссолини быстро придал этому изданию леворадикальный характер. Солдаты должны дезертировать из армии, обращался он со страниц журнала к своим читателям, если правительство пошлет их в очередную колониальную авантюру или втянется в большую европейскую войну. Армия, утверждал бывший рядовой берсальерского полка, это такая же опора режима, как и бюрократия. Разумеется, по его мнению, обе должны были быть уничтоженными.
«Мы не станем защищать нашу страну, потому что у нас нет страны для защиты», – заявил Муссолини в начале 1911 года. Он пошел еще дальше, заявив, что «если Родина, эта лживая фикция, которая отжила свой век, опять потребует в жертву крови и денег, пролетариат, следуя указаниям социалистов, должен ответить на это всеобщей забастовкой». Муссолини определенно становился одним из наиболее крайних левых, и не только в Италии.
Но пока о нем все еще мало кто знал. Хотя за два года ему и удалось увеличить тираж Lotta di classe почти в два раза, речь все равно шла о незначительном местном издании – всего две тысячи номеров. Для обретения известности этого было явно мало. Однажды его имя уже прозвучало на общеитальянском уровне, но он все равно продолжал оставаться «маленьким вождем» социалистов, как охарактеризовала его одна римская газета, на страницах которой вышла статья об итальянских социалистах в Швейцарии.
И все же сотрудничество с Lotta di classe не стало для Муссолини напрасной тратой сил. Он развивал свой журналистский стиль, окончательно придав ему то характерное для Муссолини-автора сочетание грубой и напористой аргументации, апеллировавшей к слуху и сердцу читателя, но полностью игнорировавшей рассудок. Главным же стало то, что издание журнала открывало ему путь в Итальянскую социалистическую партию – организацию, которую Муссолини стремился возглавить и подчинить своей воле.
Осенью 1910 года он впервые попытался занять подобающее ему (по мнению самого Муссолини, разумеется) место в ее руководстве, устроив нечто вроде бунта на ежегодном конгрессе в Милане. Но большинство представителей итальянского социализма (люди, как правило, «интеллигентных» профессий) восприняли мрачного делегата из Форли без малейшего пиетета. В итоге Муссолини полностью провалился, заработав репутацию ограниченного и малообразованного радикала.
Тем не менее, как это всегда и бывает, выступив с наиболее крайних позиций, он сумел выделиться на съезде – и постепенно вокруг него начала формироваться небольшая фракция таких же радикальных социалистов. В этот момент Муссолини помогли внешнеполитические маневры итальянского правительства, начавшего войну с Османской империей.
Тот факт, что королевская Италия определенно преследовала «империалистические цели» (то есть хотела отобрать у турок Ливию и ряд других территорий на Средиземном море), казалось бы, лишний раз подтверждал правоту Муссолини. Никаких договоренностей с буржуазным правительством, никаких уступок монархии, вновь и вновь призывал он в 1911 году.
В то время как общественность рукоплескала дешево добытым победам итальянской армии в Африке, Муссолини страстно призывал отвергнуть межнациональную рознь вместе с богами всевозможных религий. «Да здравствуют мятежники всех стран и народов», – писал он. Даже завоевав Ливию, утверждал Муссолини, страна получит лишь дыру в бюджете, а итальянским беднякам придется еще туже затянуть пояса. В будущем его отношение к колониальным походам в Африку претерпит значительные изменения, но тогда мало кто высказывался по отношению к разгоревшейся войне столь же негативно, как этот журналист-социалист из Форли.
Пока руководство Итальянской социалистической партии колебалось, с большим трудом решившись на объявление всеобщей забастовки в качестве антивоенной меры, Муссолини не ограничивался только лишь словами. Несомненно, памятуя о том, как он возглавил протестные демонстрации в Предаппио тремя годами ранее (и о том, что это принесло ему первую общенациональную славу), Муссолини начал призывать своих романьольских земляков к решительным действиям.
Если верить некоторым источникам, выступая на митинге в Форли, Муссолини «посоветовал» портить железные дороги – чтобы остановить переброску войск в порты Южной Италии и таким образом парализовать все усилия правительства. Сам Муссолини впоследствии от этого – о, конечно – решительно открещивался. «Его версию» отчасти изложила в своих мемуарах Ракель, которая представила все дело так, будто ее муж «всего лишь» произнес перед собравшимися речь, а когда события приобрели неуправляемый характер – был вынужден отправиться вместе с толпой на железнодорожный вокзал.
Там форлийские и съехавшиеся со всей Романьи социалисты застали эшелон с солдатами, отправлявшимися на войну. Толпа заставила военных покинуть вагоны, и только подоспевшим крупным силам полиции удалось восстановить порядок.
По другим сведениям, разогретые речью Муссолини демонстранты действительно начали портить колеи, причем не только железнодорожные, но и трамвайные, что было уже совсем глупо. В остальном все источники сходятся на том, что на какое-то время ситуация в городе действительно вышла из-под контроля властей. Муссолини мог быть доволен – ему вновь удалось овладеть толпой, а тот факт, что общенациональная забастовка провалилась, только оттенял его успех. Буржуазии и клерикалам удалось оболванить своей милитаристской пропагандой народ во всей Италии, но не в Романье и не в Форли, утверждал в своих статьях Муссолини.
Между тем власти, убедившиеся, что антивоенные настроения и близко не напоминают протесты против кампании в Эфиопии пятнадцатью годами ранее, решили взяться за «подстрекателя из Форли». Через несколько недель после этих бурных событий Муссолини арестовали вместе с несколькими другими «зачинщиками беспорядков». Его имя оказалось на устах у всей страны – о неистовом социалисте наконец-то услышали.
Возросшая известность и упроченная репутация радикального борца позволили Муссолини с легкостью пережить тяготы арестантской жизни. Он не слишком ценил итальянские тюрьмы, отдавая первенство в устройстве пенитенциарной службы австрийцам, но в целом условия содержания были достаточно умеренными. Как свидетельствует Ракеле Муссолини, в ожидании вердикта суда ее муж даже сумел закончить перевод на французский язык небольшой научной статьи по фармацевтике.
Наконец, изучив обстоятельства дела, в ноябре 1911 года королевский суд оглашает свой приговор. Сколько же отмерил революционному борцу «суд капитала, суд империализма, классово-реакционный суд»? О, немало – целый год тюрьмы. В государстве, которое позже возглавит сам Муссолини, политические противники будут получать 20–30-летние сроки заключения, а уж меньше пяти лет фашистские судьи и вовсе назначать не станут. Но тогда оппозиционному социалисту повезло – его судил королевский, буржуазный суд.
Получив целый год тюрьмы «всего
