кровь, чистит нарывы и струпья, помогает даже при туберкулезе кожи. Ценят его, когда зубы болят, им же изводят муть на глазах, бельмо. Очищает зрачки, носовые проходы и мозг… Не смейся, так оно и есть. В голове нашей собирается "злая вода", ей нужен выход, отток. Здесь и пригодится ласточкина трава. Исправной метелкой выметет из утробы слизь, избыток желчи и все ненужное… Как раньше люди узнавали целительное зелье? Ежели становилось лицо у человека желтым — давали ему бородавник с желтыми цветками. И помогало. Закололо в боку — бери колючий чертополох. Тошнит печень — запаривай печенницу. Ее лист аккурат такой формы, как печень. А чистотел и впрямь освобождает тело от разной нечистоты, как внутренней, так и зримой. "Священный огонь" (рожистое воспаление) на теле — и то гасит. А некоторые его называют еще "прозорником". За то, что зрение от него становится острыми.
— Вы тоже читаете без очков…
— Зачем мне носить стекла на носу, ежели у меня всегда под сволоком висит вербена, рута, шиповник и эта невидная, на первый взгляд, ласточкина травка. Правда, не такая уж она и тихая, сок у нее горький, словно жгучая отрава. Даже коза ее обходит. Для лекарства берут малую толику, чтобы добавить к соли. А чаще — смешивают с вином, рыбьим маслом, козлиным лоем, золой из чеснока, яичным белком или лягушачьей икрой…
Когда солнце вошло в силу, мы спрятались под буковый шатер. Пошли в заросли ярко-пурпурных цветов, которые источали очень сильный, манящий запах. В непрестанном гудении висели над ними дикие пчелы. Высокие стебли с кудрявыми медовыми головками отяжелело отмахивались.
— Божьи батожки, — сказал старик.
— Что? — не понял я.
— Так их называют. Или еще бараньими язычками, или бук-травой. Ежели пить эту траву с рутой, то почувствуешь, как от глазных яблок отходит дурная кровь, и в голове светлеет. И сердечный ритм выравнивается. В почках она дробит камень и изгоняет песок. Для этого хорошо употреблять ее со старым вином и перцем. А чтобы почистить легкие от мокроты и чада, бук-траву рубят с редькой и капустой и запаривают медовым квасом. Если кто-то упадет с высоты, забьет нутро, тогда ее варят в пиве с цикорием, подорожником и тысячелистником. Одним словом, божий батожок выгоняет из нутра всякое притеснение. Запаренный с солью, затягивает переломы, трещины черепа. Боится его всякая нечисть, даже змеи обходят, а мыши бесятся. Зато человеческая натура, наоборот, — уравновешивается. Эта трава давняя, как мир, как сизые буки, которые берегут приземную тайну… Ну вот, и моя душа причастилась к ее кротости. — Осторожно тыльной стороной ладони дед погладил нежно пахнущие колоски цвета. Я заметил, что граненные мохнатые стебельки батожков, колышась, не отгоняют пчел, а, наоборот, — словно тянутся к ним навстречу.
— Срывай те, из которых слетела пчела, — советовал старик. — Ежели пчеле дались, значит, готовы и к нашим рукам.
Мы увязали душистые снопы за спиной и вышли на дикое поле. И в заросших яругах, под лягушачье кваканье, выкапывали просвирник. Рос он редкими группками, очень высокий, с шелковистым пушком и стыдливыми цветками, похожими на мальвы. "Эй, красивые женушки!" — громко поприветствовал их мой спутник. Для меня он сломал какую-то рогатину, а сам подкапывал осколком кости. Когда я намекнул, что с лопаткой или ножом работалось бы быстрее, коротко объяснил: "Не годится ранить корень ножом".
В его рассказах алтей-просвирник прорастал, словно из сказки. Когда-то это была первая солдатская помощь. Раны и ожоги заживляет мазь из корня алтея, воска, утиного жира и ромашки. Им же выгоняют яд, смазывают места укусов. При этом надо пить молоко смирной коровы. С гусиным жиром алтей успокаивает боль в суставах, воспаленных нервах и растянутых мышцах. Очень целебны грудные чаи с алтея при кашле, бронхите и пневмонии. Просвирник — главный компонент. знаменитого "рейнского вина", которым чистят от слизи желудок, печень и селезенку. А впрочем, он смягчает, гасит воспалительные процессы во всех органах. Где надо — сушит или, наоборот, — обволакивает целебной смазкой, связывает разрывы. Отвар на молоке пьют при чахотке, настойками лечат язву желудка и болезни кожи.
— В свою бытность в лесу, — признался старик, — я мял его жесткие стебли и из волокон делал очень хорошие веревки. А ты сегодня попробуешь его корень на зуб. Время и об ужине подумать. И о сухом стойле. Слышишь, как лягушки шалят? Через час небо разразится дождем.
Признаться, я давно ждал этого. С самого утра мы ничего, кроме земляники, не ели. А о том, чтобы вернуться домой через три-четыре горы, не могло быть и речи. Мы забрались в самую гущу Пузняковских лесов. Кто знает, сколько было отсюда к селу, о котором я слышал когда-то поговорку: "Махнул рукой, как Бог на Пузняковцы". Беспокоило иное: в заплечнике старика я не видел ни крошки съедобного. Только "луг". И я не удержался:
— О каком ужине вы говорите?
— Наберись терпения. Для каждой дыры найдется свой гвоздь.
И тогда послышался тревожный грохот. Перевал резко затягивался темным свинцовым занавесом. В распаренном от жары воздухе завертелись-закружились первые порывы свежего ветра. Они и нас подхватили и понесли к притихшему потемневшему лесу. Я не поспевал за стариком. Его посох, как и ноги, чуть касался земли. Его выцветшая фиолетовая рубаха парусом вздымалась над папоротником и буреломами. Он петлял, прислушивался, принюхивался к чему-то. Остановился и бросил мне через плечо:
— Есть места, в которых можно войти под землю. Но это не тот лес. Здесь нужно другое… Думаю, вот этот тополь…
И мы пошли к огромному дереву, издалека видневшемуся среди редколесья. Не доходя несколько шагов, мой поводырь на ходу сбросил рюкзак. Мы обошли тополь, и я увидел подле самой земли огромное дупло. Целая ямища в корне дерева.
— Вот и нашли мы на ночь приют, — обрадовано молвил дед. — Надеюсь, дядя Миша не рассердится.
Я не понимал, о чем он. Был сбит с толку и неожиданной находкой, и белыми молниями, которые рубились в верхушках деревьев. Тем временем старик притащил несколько толстых жердей. Уперев их концами о тополь, прикоренки укрепил на земле камнями. И приказал мне:
— Наломай еловые лапы и сложи крышей на этих стропилах. Будет защита для костра. А я выйду разжиться кое-чем, — и растворился среди зелени.
Во чреве дерева
Я ухватился за работу. Благо, что лохматые ели росли совсем рядом. И скоро над входом в дупло образовалась небольшая плотная крыша. Тогда я бросился собирать хворост. Когда тащил пятую вязанку,
