Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
бухгалтерию, которая располагалась параллельно его кабинету. Там заседали за четырьмя столами четыре женщины, и это смотрелось сурово, уместно; гораздо суровее и уместнее, чем сам Станислав Николаевич и его кабинет. Главный бухгалтер, невысокая, броско-неброская женщина, защёлкопечатав посредством молчаливо-спокойных сотрудниц мои документы, немногословно и стройно впечатала мне в душу, что я буду, несмотря на две моих ставки, получать в целом не так много, и это есть справедливо. И я сказал «спасибо» и благоговейно вышел. И направился в больницу.
Там я приступил к самому, на мой тогдашний взгляд, ответственному делу дня: обходу палат. Близко познакомиться с (близко, потому что они больны, и доверяют свою боль) примерно двадцатью дотоле незнакомыми людьми, дело непростое. Где-то в полвторого Татьяна Мирославовна пригласила меня на снятие пробы на кухню (это так называлось, хотя, по сути, так кормили докторов). Радушная Альбина Николаевна, работник кухни, никак не показывала своим внешним видом, что то, что доктора едят, имеет какое-либо отношение к лицемерию. Более того, я чувствовал себя где-то в полукружии её рук, несущих извергающие аппетитно-таракановый пар тарелки, почти господином, кем-то повелевающим.
Татьяна Мирославовна, при этом, была привычно-спокойна. Мы бесстрастно прихлёбывали суп и смотрели в окно.
Вдруг она неожиданно попросила меня произнести на днях перед просцовскими старшеклассниками лекцию на тему полового воспитания. Она посетовала, что об этом регулярно, из года в год, просят её ответственные лица школы, но она считает себя в этих вопросах не то, что некомпетентной, но как бы невнятной, не являющей собою примера для молодёжи. Я изъявил всяческую готовность.
Вообще, я думал, хорошо, что меня кормят. Во всяком случае, это компенсирует отчасти незначительность зарплаты, а также значительно экономит время.
Отобедав, я умчался наверх продолжать обход. Когда дело дошло до оформления историй болезни, я почувствовал растерянность. Мне стало очевидно ясно, что работы очень много. Я уже за этот день изрядно перенервничал, внимание было рассеяно, и, сидя над грудой историй, я почувствовал что-то близкое к отчаянию. Всё же Татьяна Мирославовна немного успокоила меня, сказав, что дневники можно оформлять через день.
Вызовов на дом было два или три. Но один из них стоил десяти. Вызывала Валаамова Юлия Фёдоровна. Водитель «буханки», высаживая меня к ней, скорбно мне посочувствовал и пожелал удачи. Это, по-видимому, была глава, на сей раз, от народа. Вроде не то чтобы заслуженный пациент, а как бы инерционная активистка. Она жила в чём-то таком, похожем на моё жильё, только одноэтажном: комната с печкой в бараке. На печке — бессловесный, навеки загнанный на печку муж. Зато вот Юлия Фёдоровна отнюдь не была бессловесной. У неё был телефон. И каждый день она начинала с прозвона всех остальных просцовских глав, а потом — по убывающей, всех более или менее заместителей. Ну и естественно я, как новое значимое лицо, был приглашён на аудиенцию. Пробыл я у неё не менее получаса. Она не торопилась рассказать мне всю свою жизнь за один раз, собиралась, очевидно, растянуть удовольствие. Внимание было сосредоточено на весьма запутанных в плане патогенеза желудочно-кишечно-сердечно-суставных проблемах. Но меня предуведомили, да и сама Юлия Фёдоровна заверила, что будет вызывать меня минимум раз в неделю, пока я или она не умрём.
Домой я вернулся, пожалуй, к шести, а то и к семи. К закату немного рассолнечилось, по-сентябрьскому рассветлелось и даже чуть-чуть растеплилось. Но было тяжело, и всё-всё-всё неопределённо. Вадим поутру завёз папе необходимых материалов для утепления моего жилья, и папа что-то утеплял весь день. Собирался и завтра утеплять, а потом отбыть. Завидев меня измождённого, папа повёл меня вместе с собой в магазин. Там мы увидели колбасу и какое-то как бы бренди в маленькой бутылочке с дивным названием «Слынчев Бряг». Мы их приобрели и вернулись в нашу келью. Папа налил и нарезал, в электрическо-келейном свете. Стало легче и проще. Папа не был многословен, но как бы твёрд. Как бы уверен и спокоен, и становилось спокойно. Мы выпили это странное бренди, заели его колбасой и легли спать.
Глава 3. Кладбище
«Стрелы Твои пронзили меня, и рука Твоя на мне тяжела» (Псалом 37:3, Новый русский перевод»).
С появлением тепла в моей лачуге, там вдруг обнаружились полчища мух. Причём непонятно, где они были до этого. Никогда раньше не видел столько мух в одном месте. Папа сказал, что купит Дихлофос в магазине, и дал мне инструкции, как завтра утром, по уходу на работу, обработать этой страшной штукой квартирку.
В больнице творилось оживление. Ставшая для меня в дальнейшем обычной суета по снаряжению машины в Т… Главным пунктом сегодняшней поездки была переброска из Просцова в некий официальный Т-й приют, вроде дома для престарелых, знатного, всем чрезмерно глаза намозолившего местного бомжа. Татьяна Мирославовна почему-то именно меня попросила вчера подписать его направление, хотя я этого бомжа и в глаза до этого не видел. Помню, как он сидел в кузове «буханки» и, щурясь от утреннего ласкового сентябрьского солнца, премило улыбался каждому из персонала больницы, суетящемуся рядом. Поехали также кровь с мочой пациентов, куча какого-то бюрократического барахла, пара вновь поступивших больных с целью прохождения флюорографии и гордо руководившая всем этим сестра-хозяйка, комично-кинематографичная баба с какими-то слишком мультяшными чертами лица, навроде то ли фрекен Бок, то ли госпожи Беладонны, только похудее, с каким-то невозможным макияжем и цветом волос.
Завтракать меня тоже пригласили на кухню. Овсяная каша, конечно же. С детства мною ненавидимая. Но в этот раз я не мог ею пренебречь.
На амбулаторном приеме в тот день случилась пара диких экстравагантностей.
Первая же пациентка, женщина лет 50–55, на мой вопрос, что беспокоит, сначала проговорила коротко и прерывисто что-то невнятное, потом оборвала сама себя фразой «доктор, да вы лучше сами посмотрите…», резко встала, повернулась, наклонилась, спустила, раздвинула. И вот, непосредственно перед юным лицом обалдевшего от неожиданности новоиспечённого сельского врача — женское, так сказать, естество во всей своей банальной непосредственности. Я вначале рефлекторно отшатнулся. А потом как-то, помню, вывернулся. Мгновенно справился с испугом, изобразил компетентность и неторопливо приступил к сбору анамнеза. Там было что-то насчёт геморроя, кажется, и закончилась тема обычным перенаправлением к Т-м хирургам. Хотя и тогда, и всё это время я был склонен приписывать поведение той пациентки просцовской простоте, до сих пор меня не оставляет ощущение, что всё это было розыгрышем, непонятно кем и с какой целью устроенным.
Второй сюжет был гораздо более зловещим. Ближе к концу приёма вошла женщина невысокого роста, худенькая,
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
