я, ты всего лишь мертвая добыча, чья плоть годится лишь для того, чтобы стервятники разорвали ее.
Она напряглась.
— Прости?
Я оторвал руку от ее бедра и проглотил последний глоток.
— Иди домой, Лилиан. Тебе уже давно пора спать.
— Ты сукин…
Я ушел, и ругательства, которыми она осыпала меня, отошли на второй план. Возможно, я слишком много выпил, но, даже несмотря на соблазн, не было ни единого шанса, что я вытащу свой член ради такой бродяжки, как она, или любой другой женщины, если уж на то пошло.
Правда заключалась в том, что Мила погубила меня. Во всем этом чертовом мире не было женщины, которая могла бы сравниться с ней, а это означало, что я был в жопе до конца своей гребаной жизни.
Потому что это была она.
Это была Мила.
И это всегда будет… она.
7
МИЛА
Его прикосновения были похожи на шелк и битое стекло. Мягкое и легкое, с острыми как бритва краями, которые резали глубоко и оставляли открытые раны, которые мог залечить только он. Он был ядом и лекарством. Единственный человек, который мог уничтожить меня и в то же время заставить чувствовать себя более живой, чем когда-либо.
Святой был разрушительно прекрасным противоречием. Я не могла ненавидеть его, не любя. И я не могла любить его, не ненавидя. Он был врагом и союзником — и все это в одном человеке, в которого я бесповоротно влюбилась. Как бы громко ни кричали голоса в моей голове о том, что я должна принять свободу, которую он так охотно предлагал, сердце требовало остаться. Одна мысль о том, чтобы уехать и жить без него, была уже невыносима. Пережить несчастье с ним было бы легче, чем жить в несчастье без него.
Я плакала и кричала, дорогие флаконы духов пролились и расплескались по полу ванной. Зеркало на туалетном столике треснуло от вазы с цветами, которую я запустила в него. Несколько часов я смотрела на свое искаженное отражение в трещинах, а вокруг моих босых ног были разбросаны умирающие лилии. Я уже почти не узнавала себя. Но я все время задавала себе вопрос: знала ли я, кто я на самом деле, или просто приспособилась к жизни, чтобы выжить, так и не узнав женщину внутри.
— Тебя не должно быть здесь.
Я закрыла глаза, услышав его знакомый голос.
— Я дал тебе свободу.
— Может быть, она больше не нужна мне. — Я открыла глаза, и наши взгляды встретились в треснувшем зеркале.
— Почему ты не ушла, Мила?
— Потому что, несмотря на то что ты думаешь, что теперь я вольна, я решила этого не делать.
— А кто сказал, что у тебя есть выбор? — Он засунул руки в карманы брюк, рукава закатаны до середины плеча, две верхние пуговицы рубашки расстегнуты.
Я встала и повернулась к нему лицом.
— Если бы ты не хотел, чтобы это был выбор, ты бы сам вытащил меня отсюда.
— Так вот что нужно сделать, чтобы избавиться от тебя, — самому вытащить тебя отсюда?
— Не знаю. Почему бы тебе не попробовать и не узнать?
Он насмешливо хмыкнул.
— Я не знаю, как ты это делаешь. — Он повернулся ко мне спиной и вышел из ванной в просторную спальню.
— Делаю что? — Я последовала за ним.
— Злишь меня, не провоцируя монстра во мне.
— Не похоже, чтобы я прожила с тобой столько времени невредима.
В мою сторону донесся резкий запах бурбона.
— Где ты был?
— На улице.
Я провела рукой по руке.
— Ты думал, что меня не будет здесь, когда ты вернешься?
Он пожал плечами.
— Человек может надеяться.
— Остановись. Просто… остановись.
— Почему? Это правда. — Он подошел ко мне несколькими расчетливыми шагами. — Я жалкий человек, Мила. Монстр, который использует людей, чтобы добиться своего, как я использовал тебя с самого начала.
— Но потом все изменилось. — Я не давала волю угрожающим слезам. — Все изменилось.
— Не я. Я не изменился.
Я подняла подбородок.
— А я изменилась.
— Нет, — он остановился в нескольких дюймах от меня, — ты не изменилась. Ты все еще Мила Блэк, сирота.
— Я стала сильнее, — усмехнулась я, не желая унижаться перед ним. — Может, даже мудрее.
Темные брови сдвинулись внутрь.
— Мудрее? Если бы ты была мудрее, то воспользовалась бы своим шансом на свободу, когда я преподнес ее тебе на блюдечке с голубой каемочкой.
Я поняла, что он пытается сделать. Он отталкивал меня, надеясь, что я сломаюсь и убегу. От него пахло алкоголем и отчаянием, замаскированным под злость. Он отчаянно хотел, чтобы я приняла решение, чтобы ему не пришлось жить с этим. Чтобы ему не пришлось жить с сожалением и чувством вины за то, что он бросил жену и ребенка.
— Я не собираюсь этого делать, Святой, — убежденно сказала я. — Я не собираюсь облегчать тебе задачу.
— Ты думаешь, это легко? — Он издал издевательский смешок. — Ничто в твоем присутствии в моей чертовой жизни не было легким.
— Хорошо.
Он вытащил руки из карманов и провел ими по волосам.
— Ты что, блядь, не понимаешь, Мила? Ты такая чертовски упрямая или просто глупая?
Его слова резали как ножи.
— Я не хочу, чтобы ты была здесь. Я не хочу этого ребенка.
— Я в это не верю. — Я слегка покачала головой, сжимая челюсти, чтобы не дать слезам упасть. — Я не верю в это ни на секунду.
— Ну, может, и стоит.
— Ты просто боишься, — возразила я. — Именно поэтому я не уехала. Все, что касается нашего будущего, неопределенно. Ты не можешь контролировать нашу жизнь, свою жизнь, и это пугает тебя до усрачки.
Он фыркнул, отстраненно глядя на увядающие лилии и разбитое стекло.
— Я вижу, ты решила переделать интерьер.
— Я пыталась создать визуальное представление о своих внутренностях.
— Вечно ты королева драмы. — Его глаза остановились на мне, голубые сапфиры мерцали жестокостью. Я бы обманула себя, если бы сказала, что это меня не пугает. — Я не понимаю. Он сузил глаза, втянул нижнюю губу в рот, изучая меня, едва заметно покачиваясь под воздействием алкоголя. — Было время, когда ты хотела только свободы, уйти от меня. И теперь, когда у тебя есть шанс, ты решила остаться. Это потому, что ты залетела? Ты предпочитаешь остаться с преступником и монстром, чем растить ребенка самостоятельно?
Я скрестила руки и отказалась удостоить ответом его абсурдный вопрос. Долгое время мы просто стояли и смотрели друг на друга, а мое сердце медленно подползало к горлу.
