увидел. Вам поверил. Витька помню, всего, как вы говорите, высосанного. И если вампиры эти выползут на станции метро, где люди будут, дети, старики, то это же катастрофа! Апокалипсис, епта, – ругнулся Юра и стукнул кулаком в стену.
– А может, все? Больше их не будет?– Марина сложила руки на груди, словно молилась, – они сдохли все?
– Да не сдохли они, Марина, – Толстый вскочил, забегал по маленькому помещению туда-сюда, – я их … слышу, что ли, или чувствую что-то такое, как зов, меня тянет в подземку, постоянно, каждую минуту. И те твари, что мы видели сегодня, не сами сдохли. Их кто-то убил. Возможно, лазером, – Сергей заглянул с надеждой в разноцветные глаза Марины, – как Командир предположил.
– Нужно искать логово тварей, – в камеру зашел Олег, от него пахло спиртным, – мне капитан сказал, позавчера еще нашли двух диггеров, таких же, как Витек, высушенных, со следами зубов на теле. Скоро в подземку пригонят солдат для прочесывания. Ну, а мы свое расследование проведем.
Юра бросился к брату:
– Ну, что там Петренко? Что нам будет? Ты ему рассказал про тварей?
– У капитана брат в Сирии погиб. Мы поговорили. И про брата, и про всех, кто там воевал. Про тварей я ничего не сказал. Штраф оплатил. Можем уходить. Толстый, ты к нам?
Сергей покачал отрицательно головой:
– Я Марину провожу. Потом домой.
– Созвонимся,– Олег чуть пошатнулся и оперся о плечо брата, – сейчас по домам, завтра все решим.
Сергей в низко натянутом на голову капюшоне толстовки и Марина в затемненных, несмотря на темные сумерки, очках зашли в кафе по дороге домой, и были оценены официанткой, как «чудики-студенты-влюбленная парочка». Она сразу отвела их подальше, в уютный уголок большого зала, разгороженного широкими, но невысокими стенами из черного плотного пластика. Со стен свисали широкие мясистые листья диковинных растений, похожих на лианы. Марина и Сергей быстро выбрали из меню блюда: Марина котлету и овощной салат, Сергей овощное рагу и тарелку сырного ассорти. Официантка, принимая заказ, с жалостью взглянула на парня: такой худой и цвет лица нездоровый, да еще мясо не ест, видно больной. А девчонка ничего, крепкая, правда, очкарик. Ну, дай Бог счастья.
– Надо поговорить.
Толстый дождался, когда женщина уйдет, откинул капюшон и включил на столе дополнительную лампу в виде шара, отлично освещавшую уголок кафе, где они расположились.
– Марина… Ты должна все рассказать. Я же рассказал. И даже показал. Почему ты… Ты боишься?
Марина сняла очки, положила на стол, и потерла глаза.
– Что я братьям скажу? Как ты себе это представляешь? Ребята, у меня из глаз лазерные лучи вылетают! Это я порезала тварей! Ура! А они мне – покажи, и что? Что дальше? Я должна, как ты на крыше, им что-то доказывать? А если не получится? Не будет лазера? Я не разобралась пока, как все происходит, вообще не уверена, что смогу просто так стрелять. Ну, в цель, без эмоций. Мне, чтобы лучи появились, нужно очень сильно разозлиться или наоборот, испугаться. А вот если буквально «покажи» – навряд ли.
Марина помолчала, почертила вилкой по столу, вздрогнула – с другого конца зала, где праздновали, донесся звук, похожий на взорвавшуюся петарду, и хохот.
– Я понимаю. Без них мы ничего не сможем. Нужно доверие. Но пока я не могу. Не могу. Я после игры в лабораторию ходила, где меня облучали. Ну, подработка такая, я рассказывала. Доктор говорит, у меня обнаружился лишний участок в ДНК, науке не известный. Открытие. И что мне с этим открытием делать?
Марина быстро надела очки и отвернулась.
– Ты что? Ты ревешь, что ли?
Толстый пересел близко к девушке, обнял ее за талию и с силой прижал к себе.
– Ничего, ничего. Прорвемся. Ты это… не реви.
Принесли заказ. Следующие десять минут они молча ели, невесело думая каждый о своем.
Толстый разлил по высоким стаканам минералку, она зло зашипела на кубиках льда. Он отпил глоток и улыбнулся:
– У тебя сегодня, когда мы были внизу, зрачки так страшно начали выцветать, в штреке. Юрка, кажется, даже испугался. Слушай, давно хотел спросить, это у тебя с рождения такие глаза – один голубой, другой зеленый? Или после облучения? Красиво очень.
Марина подперла кулачком щеку, зевнула и ласково посмотрела на Толстого:
– Наследственное. Глаза разные. В темноте вижу, как кошка. И лучами стреляю. Передается по женской линии в роду. Через поколение. У мамы глаза нормальные – карие, у отца – серые. У бабушки все, как у меня, и тоже с рождения. Папа рассказывал, что когда меня из роддома принесли, бабушка Марта одеяльце откинула, глазки мои увидела, головой покачала, сказала, что трудно будет. И все. Больше ничего. Это она меня заставляла скрывать способности, слово с меня взяла даже. Каждое лето я у бабушки в деревне проводила, там с пацанами и купаться ночью бегала, и на «слабо» на кладбище деревенское в полночь ходила. Я, кстати, там, в деревне решила, что врачом буду, еще в детстве. У меня же вся семья медики. Бабушка медицинский закончила, уехала по распределению в деревню, там и осталась деревенским доктором, там и замуж вышла. Мама с папой в МЧС работают, вечно по командировкам. Мама психолог, а папа – травматолог. А я…В деревне дом один богатый был, это сейчас коттеджи вокруг, а тогда –редкость. Каждое лето туда мальчика привозили. Павлика. В инвалидной коляске. Мы его с друзьями иногда с собой на речку брали. Бабушка, помню, головой все качала, мол, жалко: ДЦП, последствие неудачных родов, случайность, а могло быть будущее у парня. Вот тогда я и решила, что буду врачом, чтобы случайностей не допускать. А ты? Почему в МАДИ пошел?
– Мне нужна специальность, чтобы на работу устроиться сразу после того, как закончу учиться. Вся Москва в автосервисах. Между прочим, я – отличник. Выйду с красным дипломом из альма-матер, надеюсь, местечко себе отыщу. И все. Сразу из дома уйду.
Сергей налил еще минералки и
