года Джалиля куда-то увезли. Николай Толкачев видел, как уходил Муса. Одет он был в старую, потрепанную шинель, в деревянных колодках, которые вместо обуви носили военнопленные. Таким и запомнился Муса Николаю — с сумкой от противогаза через плечо, в ветхой, обгоревшей пилотке.
Мусу увезли в Германию, в лагерь Вустрау под Берлином. Кто-то узнал, что под фамилией Гумерова скрывается поэт Джалиль. Сказали Шафи Алмасову, и он сам поехал в Вустрау уговаривать Мусу Джалиля работать в комитете «Идель Урал». Для гитлеровцев было важно иметь на своей стороне известного татарского поэта. Сначала Джалиль не дал никакого ответа. Только после горячих споров, по решению подпольной группы лагеря, Муса согласился работать в комитете «Идель Урал». Он поставил одно условие — остаться под фамилией Гумеров. Шафи Алма-сова это не устраивало, но он вынужден был согласиться.
В комитете «Идель Урал» Джалиль занимался «культурным обслуживанием» легионеров. Он подбирал актеров для культвзвода, искал музыкантов, певцов, которые могли бы выступать перед легионерами. Лагерь легиона «Идель Урал» находился под Радомом, но Муса теперь имел возможность выезжать и в другие районы Германии. Вместе с хоровой капеллой он ездил в Познань, Дрезден, бывал вДемб-лине, и там, где появлялся Муса Джалиль или его товарищи, возникали новые группы бойцов сопротивления.
Так, в столице фашистской Германии в разгар ее войны с Советским Союзом возникло еще одно антифашистское подполье, во главе которого стоял татарский поэт Муса Джалиль.
Уже в Берлине Муса встретился с Абдуллой Алишевым, детским татарским писателем. Джалиль хорошо знал его по Казани. В подпольную организацию вошел Тариф Шабаев, бывший финансовый работник из Ташкента. Был здесь Ахмед Симаев, поэт и журналист, который в Москве занимался в литературном кружке Джалиля. Теперь они встретились вновь и уж больше не расставались до последнего часа.
О жизни в демблинском лагере и встречах с Мусой многое рассказал Рушат Хисамутдинов, ветеринарный врач из Алма-Аты, которого через несколько лет после войны удалось найти. Он тоже входил в подпольную группу Джалиля.
«На мою долю выпало горькое счастье познакомиться и хорошо узнать Мусу Джалиля в гитлеровской неволе, — писал мне Рушат из далекого Узбекистана. — Не довелось Мусе вернуться домой и самому рассказать о «нашей трудной длительной борьбе». Поэтому, рассказывая о том, как мы прошли, по выражению Мусы, через сорок смертей, я постоянно испытываю такое чувство, будто выполняю последнюю просьбу поэта.
Летом сорок второго года я попал в плен и к осени был доставлен в старинную крепость на берегу Вислы — Демблин. Каменные стены этой крепости высоки. Сверху они опутаны колючей проволокой, а внизу рядом с ними вырыты глубокие рвы, заполненные водой.
Раз в день мы получали вонючую баланду из картофельных очисток. Люди гибли, трупы не успевали убирать. Те, кто еще держался на ногах, ковыряли землю в поисках трав, которые поедали тут же, прямо с корнями. У прибывших военнопленных немцы отбирали обувь, одежду, что поприличнее, а взамен выдавали рваные лохмотья и деревянные башмаки.
В этом страшном лагере я встретил Гайнана Курмашева, ставшего здесь моим первым другом. Как-то Гайнан, подозвав меня, кивнул в сторону человека, стоявшего поодаль от нас. Старая, выгоревшая пилотка, рваная шинель, деревянные башмаки, через плечо — санитарная сумка. Гайнан оглянулся и, убедившись, что нас никто не подслушивает, шепнул:
— Это Муса Джалиль, поэт.
Оказалось, Курмашев был другом Джалиля. Они познакомились еще в Казани. Я попросил познакомить меня с ним.
— Муса! — позвал Гайнан.
Джалиль оглянулся, и лицо его, до этого задумчивое, стало приветливым. Он подошел к нам и пожал мне руку. Я назвал себя.
— Гумеров, — ответил поэт, чуть усмехнувшись.
С того дня мы часто бывали вместе.
В этом лагере и наметился первый отряд, боевое ядро будущей подпольной организации. Вот неунывающий Абдулла Батталов. Среднего роста, плотный, он чуть прихрамывал: одна нога у него была обморожена, и пальцы ампутированы… Он знал на память многих поэтов, в том числе стихи своего брата Салиха Батталова и Мусы Джалиля.
Здесь же, в Демблине, я встретился впервые с Гарафом Фахретдиновым. В лагере его звали Димом Алишевым. Фахретдинов трижды бежал из лагерей, но каждый раз его ловили, подвергали пыткам.
Вскоре нас разлучили, меня отправили в Германию.
В сорок втором году гитлеровцы стали формировать из военнопленных антисоветские легионы для фронта. И вот снова этап. На этот раз везут назад, в Польшу, в Едлино. Здесь, в окруженном колючей проволокой военном лагере, находился татаро-башкирский легион, получивший название «Идель Урал».
В едлинском лагере я попал в один барак с музыкантами. Вскоре к нам из берлинского комитета «Идель Урал» приехал высокий смуглый человек по имени Султан. Ему сказали, что в музыкальной команде не хватает артистов и музыкальных инструментов.
— Гумеров советует привезти музыкантов из Демблина, — сказал приезжий.
Известие о том, что Муса Джалиль поступил на службу к немцам и работает в комитете «Идель Урал», не было новостью. Но я не хотел верить этому. Теперь же, услышав о Гумерове, я словно прозрел! Так вот оно что… Муса хочет собрать вокруг себя верных товарищей! Я тут же сказал Султану, что хорошо знаю артистов из Демблина. «Поедешь за ними», — сказал он.
Позже моя догадка подтвердилась. Муса вначале и слышать не хотел о службе у немцев. Лишь позже, осознав, что затея гитлеровцев открывает ему возможность заниматься антифашистской пропагандой, он дал согласие. Путь, на который стал Муса, был труден и опасен.
Джалиль приступил к организации подпольных групп. Для подпольной работы в легионе ему нужны были надежные помощники. И вот мы вдвоем под конвоем отправились в Демблин за пополнением. В Демблине я разыскал Гайнана Курмашева, Абдуллу Батталова и других товарищей. Узнав, что Муса жив и что «артисты» набираются по его инициативе, товарищи вместе со мной начали думать, кого бы взять в Едлино. Выбрали тринадцать человек. Ни один из них не был профессиональным артистом. Гайнан — учитель, Абдулла — старший политрук, Хасанов — строевой командир, Султанов — преподаватель, Мичурин — юрист… Из этих людей в Едлино и был создан так называемый культвзвод, или капелла. Режиссером ее назначили Гайнана Курмашева, я стал ее руководителем.
В начале мая сорок третьего года нашу капеллу повезли в Берлин. Там встретил нас восторженный Муса. Втроем удалось поговорить во время прогулки по зоопарку. Он рассказал нам, как подпольная организация должна проводить работу в Едлине. Предложил в целях конспирации разбиться на маленькие группки по три-четыре человека.
— Это на случай провала, — сказал Муса. — Рядовые подпольщики не должны ничего знать о членах других групп.
Через два дня
