Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
— И выпотрошить как следует! — добавил ротмистр, явно уязвленный тем, что не снискал благосклонности у распутной девицы.
Глафира между тем вышла из трактира. Евгений бросился вслед за ней.
Во дворе не было ни души, если не считать старой клячи, нервно прядающей ушами и шамкающей беззубым ртом. Она была впряжена в какую-то рухлядь, которую язык не поворачивался назвать каретой. Подобных сооружений на колесах Шувалов не встречал ни в Москве, ни в Петербурге. Именно оттуда, из этой рухляди, отчетливо донесся чей-то всхлип. Он подошел ближе. Вместо оконца в карете зияла черная дыра. Евгений заглянул внутрь и увидел Глафиру. Она плакала, размазывая слезы по опухшему лицу.
— Почему вас так расстроил мой рассказ? — спросил он.
Девица вздрогнула, повернулась к нему, но не произнесла ни слова.
— Вы что-то знаете о Елене Мещерской, — продолжал граф, — но не хотите говорить. С ней случилось что-то страшное? — Он произнес последнюю фразу медленно, выделяя каждое слово.
Глафира и на этот раз не удостоила его ответом.
— Почему вы молчите?! — сорвался на крик Евгений.
— Не знаю я никакой Елены Мещерской, — выдавила сквозь слезы молодая женщина. — Оставьте меня в покое!
— Вы лжете! — в гневе бросил он.
На этот раз Глафира посмотрела на графа с иронической улыбкой и сказала тихо, почти ласково:
— Послушай-ка моего совета, касатик. Коли пташка выпорхнула из клетки, не надобно ее ловить. Пускай порхает себе на воле!
И она залилась таким немелодичным смехом, что в окнах станционного трактира задребезжали стекла. Евгений растерялся. Он не знал, как трактовать слезы и смех этой распутницы, но продолжал считать, что та наверняка видела Елену и, возможно, общалась с ней.
За спиной у него раздался топот копыт. Во двор въезжала карета. Евгений обернулся и не поверил своим глазам. Из остановившейся кареты вышел молодой офицер высокого роста, с залихватски закрученными кверху усами, с непослушными, торчащими в разные стороны волосами, на которые едва налезал кивер. Его серые грустные глаза смотрели на мир строго и с недоверием.
— Рыкалов! Вот так встреча! — воскликнул Евгений, узнав в офицере боевого товарища.
— Эжен? — с некоторым сомнением произнес тот, но тут же был заключен в объятья друга. — Погоди-ка! — на миг отстранился от него Рыкалов. — Дай сперва взглянуть на тебя. А как же твои ноги?
— Как видишь, снова носят это бренное тело, — засмеялся молодой граф. — Я цел и невредим, Андрюха…
— Это похоже на чудо! — все больше удивлялся Рыкалов.
— Чудо, что мы с тобой встретились…
— А что ты здесь делаешь, кстати? — поинтересовался боевой товарищ.
— Жду лошадей. Так я, глядишь, и за месяц не доберусь до Петербурга, вот уже третьи сутки сижу в этой дыре, — развел руками Шувалов.
— А прислуги много с тобой?
— Один мальчишка, — признался Евгений, — я, брат, привык по-спартански…
— Тогда собирайся. Через полчаса выезжаем.
— Так ведь лошадей нет, а твоим нужен отдых.
— Для меня, брат, лошадей найдут, — не без гордости заявил Рыкалов. — Я везу в столицу письма государя. Так что не теряй времени…
Через час они летели в санях, запряженных четверкой покормленных молодых рысаков. Дорога к ночи обледенела, и на поворотах сани заносило так, что они едва не опрокидывались. «Ух, ты! — только и покрикивал Вилимка, устроившийся на козлах рядом с кучером. — Эк, их забирает! Аж душу вытряхивает!»
— А ведь ты оказался прав, Эжен, — выдохнул Андрей в ухо Шувалову, припомнив их спор перед взятием Вильно, — русский Бог, наверное, и вправду добр и справедлив, коль смилостивился над тобой…
Шувалов не ответил, сделал вид, что спит. Он никак не мог избавиться от наваждения. Перед глазами все стояло заплаканное лицо распутной девицы, в ушах звенел ее смех, полный ненависти и презрения… К кому?
О чем же так горько плакала Глафира Парамоновна в старой изуродованной карете своего бывшего любовника Дмитрия Савельева? Рассказ Евгения напомнил ей о собственной неудаче. Она хотела женить Савельева на богатой купеческой дочке и остаться при них экономкой. Вместо этого Дмитрий сыграл потешную свадьбу с юной московской дворяночкой-бесприданницей, невесть откуда взявшейся в здешних краях. С его стороны это была глупейшая затея. Свадьба окончательно разорила Савельева, и даже усадьба его была прибрана к рукам Фомой Ершовым, бывшим крепостным крестьянином, а ныне богатым купцом. Глафира знала обо всем, что творилось в Савельевке. Верные люди ежедневно привозили ей в Кострому вести из родной деревни. Дворяночка сбежала от Савельева на третий день, да еще увела из стойла его любимого коня Цезаря, с которым он прошел две войны. А ведь Цезарь никого близко к себе не подпускал, копытами мог зашибить насмерть. Фомка Ершов с помощью судебных приставов описал все имущество своего бывшего барина и выгнал его из собственного дома. Савельев вот уже несколько дней жил в доме отца Георгия, местного священника, которого раньше все звали не иначе как Севкой Гнедым.
Глафира боялась показываться Дмитрию на глаза, после того как украла его фамильную карету. Кроме того, она продолжала жить в доме его покойной матери, полученном ею в наследство от старого барина. «Все мы обокрали Митьку! Пустили по миру простую душу!» — говаривала она себе не раз в порыве раскаяния, выпив немалое количество пунша в станционном трактире. Потом ей становилось жаль саму себя, ведь она, с ее-то умом и внешностью, была достойна иной доли, чем таскаться по вонючим трактирам, служа кратковременной усладой для заезжих господ офицеров и мелких купчишек. Тогда она начинала рыдать, смеяться без причины, и дело кончалось истерикой.
На другое утро после встречи с Шуваловым она решилась на отчаянный шаг. От верных людей Глафира знала, что Дмитрий на днях собирается ехать в Петербург. Она помнила, что у него в столице живет богатый родственник в высоких чинах. Не медля больше ни секунды, Глафира отправилась в Савельевку. Она повинится перед бывшим любовником, вернет ему карету, и он, сжалившись, возьмет ее с собой. Втайне она мечтала устроиться в богатом столичном доме прислугой. Ну а там, коли повезет понравиться хозяину, можно завертеть им как угодно… Почему бы Дмитрию не рекомендовать ее своему родственнику, к примеру?
Дом отца Георгия представлял собой одноэтажное бревенчатое строение с просевшей крышей. Этот дом выстроил еще дед Севки Гнедого, бывший первым савельевским священником. Так и передавался местный приход от деда отцу, от отца Севке, и двое Севкиных сыновей-близнецов уже являлись его наследниками.
Въехав во двор Севкиного дома, Глафира первым делом обратила внимание на коня, в нетерпении бьющего копытом об лед. Конь был уже оседлан, к седлу приторочен кожаный дорожный мешок. «Верно, кто-то из крестьян сжалился над бывшим барином и дал ему в дорогу своего коня», — подумала Глафира. В это время в сенях раздался знакомый смех, и дверь распахнулась.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
