залим, у меня же должен быть свой почерк!
Дождавшись, когда гарнизонщики скрылись из виду, они направились к набережной, неторопливо, все еще оглядываясь назад и по сторонам.
— Может, отужинаем вместе, госпожа Пэй? — предложил бард, почувствовав аппетитные запахи близкой портовой харчевни. — К тому же нам следует разделить по чести то, что послал праведнейший Архор! — спохватился он, потрясая кошельком с яркой синей вышивкой.
— Отужинаем, господин бард. Признаться, я сегодня и хлебной крошки во рту не держала. А кошелек очень кстати. Я даже не смею подумать, что эти деньги краденые. Ведь, правда? — проговорила она с откровенной издевкой, наклонившись к его плечу. — После того, как эти рыночные шуты облапошили столько людей, можно считать, что денежки отобраны самым честным образом.
— Наичестнейшим! Мне очень нравится, как ты это говоришь, — он развязал шнурок и высыпал со звоном монеты на ладонь.
— Леос, больше полтораста сальдов серебром! — обрадовалась она, ожидая, что их добычей будет лишь горстка медяков.
— Так в харчевню? Лучшую в Иальсе!
— Лучшую? Ты считаешь, что я могу появиться в приличном заведении в таком виде? — Астра чуть поморщилась, отступая и оттягивая надорванный край юбки.
— Принцесса, как вы могли такое подумать?! Вы — редкий бриллиант, — он взял ее руку, поднося к губам для поцелуя. — Найти достойную оправу для вас непросто, но мы постараемся. Уж из того, что только шьют в этом городишке. Идем в лавку Винсчи!
От портовых кварталов они поднялись к муниципалитету, заметному высокими блестящими шпилями издалека. В лавке при мастерской модного портного Астра долго не могла подобрать что-нибудь достаточно красивое да практичное. Колокол пробил час Раковины, когда, наконец, она остановилась на темно-зеленом наряде с желтыми вставками и кружевом, спускавшимся от ворота к груди. Такая обновка обошлась почти в сто сальдов, мэги даже расстроилась слегка, только Леос помог быстро забыть о похудевшем кошельке, глядя на нее с восторгом и шепча слова, которые, наверное, не умели произносить самые известные волокиты Олмии.
Выйдя от Винсчи, они еще долго бродили по городу, держась в стороне от злопамятной площади Варгиева рынка и обходя на всякий случай патрули стражей. Лишь уже под вечер мэги облюбовала таверну близкую к садам дворца Ронхана, с виду небольшую, уютную, с фигурами Герма у входа и чеканной вывеской «Серебряный шлем». Астра сняла себе комнату на втором этаже, с балконом, увитым стеблями плюща, и чудесным видом на сад, полный цветущих магнолий и гранатовых деревьев; Росну и башни дворца, острые, красные в закате. Леос занял столик внизу, и когда его подруга спустилась, кабатчица, шурша синим фартуком, принесла блюда с морской форелью, жареной до хруста, овощи и горячий хлеб. Они пили вино, молодое, шипящее. Потом сладкое, южное. Бард, держа на коленях китару, играл ей, читал долго стихи, от которых кружилась голова, мысли становились легки, будто теплый туман. Народ, собравшийся здесь, веселый и хмельной, глядел на них то ли с почтением, то ли завистью, кабатчица приносила блюда еще, довольствуясь звоном монет и такими же щедрыми звучными похвалами. Они снова пробовали вино и потом другое, шутили, струны пели в пальцах барда, и огонь танцевал тихо в очаге. Уже около полуночи Леос проводил мэги наверх.
— Я останусь здесь, под дверью. Буду еще петь тебе, — сказал бард, пошатываясь и опираясь о стену.
— Ты с ума сошел. Будешь мешать соседям, и тебя выбросят на улицу, — она остановилась в проходе у мерцавшего бронзой светильника. — Я не хочу, чтобы тебя выбросили на улицу.
— Хорошо, я буду молчать… Ни звука, госпожа Пэй. Только думать о тебе буду. Это же здесь дозволено? Эй! Дозволено?! — он повернулся, обращаясь то ли к стенам, то ли к ушедшим за полог снов постояльцам.
— Не лучше ли тебе войти? Но только тихо, — Астра открыла дверь и взяла с полки светильник.
— Правда? Ты позволишь? — он скользнул следом, словно плутоватый кот. — Позволишь?! Я буду, как форель. Как мертвая жареная форель.
— Я уже позволила. Нет, ты как пьяная форель. И тише, господин бард. А главное — не вздумайте приставать ко мне, — она погрозила пальцем и отошла к окну, отдергивая шелковую штору, вдыхая теплый ночной воздух. — Я тоже пьяна, но не настолько, чтобы упасть в объятия человеку, которого знаю лишь один день.
— Разве это был плохой день?
— Очень хороший, Леос. Мне никогда не было так весело. Честное слово. И никогда я не была так пьяна.
— Я тебе совсем не нравлюсь? — он в нерешительности положил китару на стол.
— Нравишься, — она почему-то вспомнила о Голафе, мысли путались, плыли кольцами тумана, вспомнила стоявшего на колене барда и его губы, касавшиеся руки. — Только это ничего не значит. Знаешь, как-то я чуть не сожгла одного наглеца, слишком назойливо пристававшего ко мне? — соврала она. — Да. А другого заморозила в большую печальную ледышку. В общем, это ничего не значит.
— Даже одного робкого поцелуя? — луна освещала его лицо, наклонившееся к ней, рука осторожно коснулась талии.
— Не знаю… — она тоже потянулась к нему, трогая его влажные губы своими.
— За это же не заморозишь? — он оторвался на миг, заглядывая в прикрытые длинными ресницами глаза, таившие манящий золотисто-темный свет.
— Нет, пока нет, господин бард. На тебя довольно трудно разозлиться, — добавила она, наматывая его светлый локон на палец.
— Я тебя люблю, Астра Пэй. Клянусь, без всяких винных паров. С первого мгновения, как увидел там, на рынке.
Она легла, прикрывшись мохнатой шерстяной накидкой, он опустился на пол возле ее кровати.
* * *
Сойдя на палубу, Давпер остановился, держась за поручни и наклонившись над бортом «Нага». Размытое пятно луны плыло в черной воде, низкие волны облизывали крепкое тело когга с тихим плеском, отражая звезды и медные, покачивающиеся огни у кормы. Это была хорошая ночь, теплая, чуть пьяная, как большинство ночей Иальса. На площади за причалом, освещенной языками костра, еще продолжалось веселье, маячили фигуры матросов, жадных до вина и развлечений гуляк и избалованных портовых шлюх.
— А она настоящая мэги, — прервал его мысли Морас, спускаясь с кормовой надстройки. — Такой фейерверк устроить — талант иметь надо.
— Но теперь никуда ей не деться, — добавил следовавший за ним начальник абордажной команды. — Вместе с шутом остановились в «Серебряном шлеме». Чего б не позволить деревенской роскоши за денежки толстяка Бугета?
— Хорошо, Бот, — Давпер
