Книга Навья кровь - Екатерина Боровикова

— Поехали, — скомандовал свинопас и дёрнул вожжи.

— Подождите!

— Тпру-у-у, — недовольно крикнул Егор Павлович. — Ну, кто там ещё? А, здорова, Тимоха.

Со склада к ним спешил мужчина, разодетый почти так же, как покойный Димон Лохматый, только вещи его были гораздо качественней.

«Искатель. Опытный», — подумала Лиза и неизвестно чему вдруг остро позавидовала.

— Вы же за Фестивальный едете?

— Агась.

— Подбросьте меня до обрыва.

С тех пор, как лиловый туман исчез, люди говорили именно так: не Ерёмино, Добруш, район Фестивальный, а Ерёминское, Добрушское направление, или, например, «бывший Фестивальный». Причина та же — перекроенная поверхность земли. Но потихоньку и это уходило — многие территории, прилепившиеся к Гомелю, имели свои названия, которые можно было узнать по табличкам, надписям на зданиях или по каким-то приметным постройкам.

Но ферма Олега Дмитриевича была из безликих, так что она называлась по «направлению». Или просто «фермой Дмитрича».

— Чего ж не подбросить, — кивнул Егор Павлович. — Ко мне садись, в тех санях места нет. Лизка, подбери копыта.

Лиза немного сместилась в сторону. Усатый сталкер приветливо ей кивнул, снял рюкзак, поставил на дно саней, а сам сел рядом с возницей.

— Но!

Лиза разглядывала предметы, притороченные к рюкзаку — литровую кастрюльку, спальный мешок, большой фонарь, и прислушивалась к разговору, который мужчины завели сразу же.

— Видел поезд?

— А то ж. И даже вот что, — свинопас обернулся вполоборота и по-хозяйски похлопал по ближайшей канистре. — Хороший обмен.

— Я вот всё понять не могу — как они доехали? Неужели до Липецка железная дорога целой осталась?

Егор оставил в покое топливо и снова стал глядеть вперёд:

— А кто его знает. Насколько я помню, маршрута Гомель-Липецк, ну, прямого, раньше вообще не было. Через Москву ездили. Может, они кругаля шли.

— Может. Или рельсы на месте.

— Так а ты проверь. Ты ж искатель, тебе и карты в руки.

— Пешком, что ли? — Тимоха хмыкнул. — Я так за год не обернусь.

— Зачем пешком. Попросись к этим, попутчиком, вот как к нам сейчас. Подбросят.

— Не знаю, — засомневался сталкер. — Люди незнакомые, и направление не отработано. Если только в паре с кем-нибудь…

— Ну так а что такого? Вокруг го́рода вы уже всё подчистую вынесли. Вот ты сейчас в нашу сторону зачем?

— После обрыва налево.

— А-а-а, в ту высотку, что в лесу?

— Ну.

— Ты в курсе, что там осенью целое гнездо гарпий нашли?

— В курсе. Поэтому и иду зимой. Может, передохли…

Полноценная метель так и не началась. Ветра не было, так что снег падал крупными хлопьями, почти вертикально. Лиза осторожно отодвинула рюкзак, чтобы можно было выпрямить ноги, ещё плотней закуталась в плед, закрыла глаза.

Снег под полозьями тихо поскрипывал, лошадь периодически мирно, совсем по-человечески вздыхала, ровные голоса мужчин убаюкивали. Девушка не заметила, как в который раз за этот день заснула.

Глава 5

Лиза не проснулась, когда сталкер спрыгивал на своей «остановке», продолжила крепко спать, когда их небольшой караван углубился в заснеженный лес, а вот усиление метели наконец-то её разбудило, так как ледяной ветер играючи продул плед.

Девушка упрямо продолжила сидеть на дне саней с закрытыми глазами, но хватило её только на несколько минут.

— Что, скучно стало? — спросил Егор Павлович, когда она умостилась рядом. — Ну, посиди со мной, побалакаем. Видала? Погодка, конечно, так себе. Ну, ничего. Нам, главное, успеть до того, как дорогу заметёт.

Гомельчане чистили дороги до поселений-спутников не слишком регулярно и не все. Например, в Сельмашевском направлении жило пятнадцать человек, которые не снабжали Центральный район ничем серьёзным и важным, так что с первой метелью про них забывали, и так до поздней весны, пока оголодавшие провинциалы не появлялись на гомельском вокзале. К тому же для экстренных случаев имелась радиосвязь, и в случае чего, до мини-поселения можно было добраться через потусторонние пустоши даже быстрее, чем напрямик.

А вот свинина и молочные продукты ценились и уважались, так что раз в две недели, перед прибытием посылок с фермы, старый трактор проезжал по лесной дороге и расчищал путь, и потом сопровождал обоз до города. А уж назад фермеры добирались сами. Кроме снега, особых опасностей ожидать не стоило.

Но это, конечно, только зимой. Летом проторенный маршрут из города в любые окраинные поселения был полон опасностей. А сейчас благодаря снегу даже ямы на дороге отсутствовали — полозья скользили ровно, уверенно и легко.

— Слышь, Антон! Наподдать надо, а то засыплет! — привстав с сиденья, крикнул Егор Павлович, глядя вперёд.

Ему не ответили, но ветер донёс слабое «Н-но» и еле слышный щелчок кнута. Егор Павлович тоже «наподдал». Кобыла неохотно прибавила шагу, но на рысь не перешла.

Снегопад становился всё сильнее, и он давно бы присыпал поклажу в санях, если бы не ветер, который тут же его сдувал. Но видимость пока была терпимой, да и снежные отвалы по краю дороги вряд ли дадут заблудиться, если стемнеет раньше, чем они доедут.

Холодно, ветрено, но спокойно. Волноваться не о чем.

Скучно только.

Лиза уставилась куда-то в район лошадиного хвоста и принялась было размышлять о предложении Тимура — всё-таки она сомневалась, что правильно поступила, согласившись на одиночные походы, но Егор Павлович не был бы собой, если б смог ехать в молчании.

— Как мать?

Девушка даже вздрогнула от неожиданности.

«Смешной ты, Палыч. Будто сам не знаешь».

— Всё хорошо.

— Ну да, ну да. Когда ей рожать?

Лиза, пользуясь тем, что нижняя часть лица прикрыта пледом, недовольно поморщилась — ей не нравилось очередное «интересное положение» матери, но вот ответила ровно и вежливо:

— Скоро.

— Недели через три?

Девушка на этот раз демонстративно промолчала. Разве нормальные люди спрашивают о сроках? Вдруг нечисть случайно услышит! Но, кажется, Егор Павлович и не ждал ответа, потому что после очень короткой паузы продолжил:

— Если через три, это ж в самый Новый год получается! Вот подарок Дмитричу, да?

Лиза снова промолчала. Она считала, что многочисленное потомство интересует отчима так же, как приплод на свиноферме, исключительно в прагматичном смысле. Ну, или как показатель того, что он ещё «ого-го» мужчина. По крайней мере, особых отличий между приёмными детьми, десятком пригретых сирот, чужими отпрысками и родными по крови Олег Дмитриевич не делал. На всех одинаково орал, всех одинаково оскорблял и так же одинаково скупо хвалил, если удавалось ему угодить. И затрещины всем раздавал одинаково, делая различие лишь по возрасту — совсем маленьких не бил.

При этом на ферме никто не голодал, не ходил оборванцем, заболевших лечили всеми доступными способами, соблюдался режим работы и отдыха, а в хорошем настроении отчим мог даже собрать вокруг