А я… Я именно в тот момент осознал, что готов отдать свою жизнь всю без остатка, лишь бы хоть ненадолго продлить ее. Да что жизнь, я отдал бы и душу, если бы возможно было обратить время вспять.
— А ребенок?
— Ребенок был. Собственно, из-за него она и решилась мне написать.
— А ты?
— А что я? Я бросился на поиски мальчика. Ему должно было быть около восьми лет. Но в той деревушке, где последние годы жизни обитала Эна, в живых не осталось никого, вот только я чувствовал — он жив. Эх, если бы только в нем была хотя бы крупица дара. Распечатать его магию Эна не успела, и я не мог определить, где находится ребенок.
— Может быть, он попал к гефам?
— Нет, к той деревне гефы не приближались. Я исследовал все вокруг. Болезни в те времена распространялись так быстро, что гефы просто не успевали собирать свою кровавую дань. Поэтому душа Эны, как и души жителей той деревни, в безопасности. Они свободны.
— Ты так и не нашел мальчика?
— Не нашел, — вздохнул Элазар. — Я потерял все, чем мог дорожить: любимую женщину и нашего ребенка. Что мне осталось? Бесконечная война, спасение человечества, высокие идеи и голодная, грызущая пустота внутри. И во всех своих бедах виноват был я сам.
Ох, хорошо хоть это осознал. Эгоизм обычно не лечится, или лекарство находит тогда, когда поправить уже ничего нельзя. Жалела ли я Элазара? Жалела, несмотря ни на что. Но я жалела и бедную, любящую Эну, и в душе оплакивала ее.
— Чем больше проходило времени, тем меньше у меня оставалось надежд найти сына. В память об Эне я продолжал учить Тиберия и Варро, щедро делясь с ними своими знаниями и открытиями, продолжал монотонно и целенаправленно уничтожать гефов, вскрывая их сокровищницы. И вот однажды я наткнулся на тайник туррнов, где хранилось сразу два сокровища, возродивших во мне почти угасшую надежду.
— Одним из них была чаша?
— Да, одним из них была чаша. В том, что Хранитель изымает души, я не сомневался, а вот умеет ли он возвращать? Это оставалось загадкой. Еще большей загадкой оставалось, на каких условиях Хранитель возвращает душу хозяину.
— И ты воспользовался артефактом гефов? — отчего-то внутри все болезненно сжалось. Не хотелось, чтобы Элазар оказался тем самым Иудой…
— Что ты, дитя? Не-е-ет! — воскликнул чародей. — Конечно же нет. Любое творение гефов зло, но порой их идеи, плоды разума и созданные предметы весьма любопытны. Подобного никогда не выдумает существо раздираемое страстями. Лишь чистый незамутненный разум способен сотворить нечто чудовищное и прекрасное одновременно. Никогда прежде мне не приходилось видеть Хранитель душ. До охотников лишь доходили противоречивые сведения о чем-то подобном. И я с головой погрузился в изучение.
— Получается, ты не предавал магов и не преступал кодекс? — не передать, какое облегчения я испытала.
— Нет, я лишь искал свой персональный смысл жизни — я искал свою семью, но косвенно стал причиной безумия охватившего магов.
И я поняла, что именно сейчас вот-вот передо мной раскроется самая страшная тайна нашей истории.
— Оказалось, Хранитель мог не только забирать добровольно отданные души, превращая их в танталум, но мог и возвращать в единственном случае, если тело лишившееся души было еще живо, — продолжил свой рассказ Фонтей. А я… Я не сдержала радости, закричав:
— Дед! Дед! Получается, что юному глупому влюбленному в Тану Едемскую Апехтину можно помочь?
— Теоретически, Ксения. К моему прискорбию, лишь теоретически. Для того, чтобы помочь влюбленному дураку нужно иметь чашу, танталум его души, а так же его тело Но даже после этого важно знать все подробности проведенного ритуала. Одно неверное действие и душа навсегда будет потеряна. Им уже не помочь, — чародей указал на покоящиеся артефакты, и те обиженно вспыхнули. — А вот Апехтину помочь еще можно, если его тело не погибло.
— А гефы могут его убить? — спросила я, вспомнив, как пытали юношу.
— Зачем им это? Они получили от него то, что им было поистине важно. А тело, скорее всего, выпустили. Оболочка долго без души не существует. Логичнее предположить обратное, но время доказывает, что тело умирает, медленно, но неотвратимо, словно теряя без души саму способность существовать.
— Получается, что времени на спасение Апехтина у нас немного?
— Примерно год, если у хозяина изъяли полностью всю душу, и около двух десятков, если он лишился лишь части. Но ты перебиваешь меня, а я подошел к самому главному.
— Прости! — прошептала я.
— И вот однажды мне удалось получить собственный Хранитель. Нет, Ксения, это был даже не Хранитель душ, потому что вместить в себя он мог лишь одну, совершенно конкретную душу, а самый настоящий философский камень. Правда, расчеты я делал теоретические, потому что для практики мне бы потребовалась душа, а создавал я артефакт для себя. Лишь мне и моим прямым потомкам мог служить созданный мною Хранитель.
— Прости, — бросив на Элазара умоляющий взгляд, я все же задала мучивший меня вопрос. — Если предатель не ты, то кто? Кто использовал Хранитель душ?
— А ты как думаешь? — усмехнулся Фонтей.
— Тиберий и Варро! — нет, на этот раз я не спрашивала. Ответ был очевиден.
— В точку! Пока я упивался своим горем, продолжал поиски и погрузился в науку, то ослабил бдительность. Каюсь, мои ученики в тот период были предоставлены сами себе и о моих экспериментах имели самое примерное представление. Однако, они знали две неоспоримые вещи, на основании которых сделали неверные выводы и совершили чудовищные ошибки. Им было известно, для чего турроны использую чашу, и, кроме этого, Тиберий и Варро узнали, что я собираюсь вернуться к жизни после биологической смерти своего тела. Сложив воедино эти совершенно не связанные между собой истины, они отважились на преступление и выкрали чашу.
— Но как им это удалось? Ты же великий чародей!
— Даже у великих чародеев есть слабости, — грустно улыбнулся дед. — В одном из боев мы захватили пленных эллинов, среди которых был совсем юный, почти детеныш. К тому моменту мои внутренние терзания превратились в сплошную кровоточащую рану. А эллин был ослаблен, ему требовались негативные эмоции. И я решился на симбиоз с юным гефом, завел себе странного, недопустимого для чародея питомца. Он восстанавливался, поглощая мою
