и доброта с прислугою? И т. д.
Чтобы вполне постичь поэзию Адрианополя, послушайте моих советов: 1, не откладывая, заведите себе любовницу, простенькую болгарку или гречанку; 2, ходите почаще в турецкие бани; 3, постарайтесь добыть турчанку, это уж не так трудно; 4, не радуйтесь вниманием франков и не хвалите madame Badetti4; 5, гуляйте почаще на берегу Тунджи5 и вспоминайте меня; 6, подите когда-нибудь с кавасом6 к мечети Султана Баязета7 и устройте там на лужайке, около киоска, борьбу молодых турок (пехлеванов8), под звуки барабана, это прелесть! Я все это помню и понимаю. Но рядом с этим Адрианополь оставил во мне и другие воспоминания, о которых лучше и не думать. Желаю, чтобы с Вами не случилось того же.
Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С. 195–198.
1 Courtois (Куртуа) – французский вице-консул в Адрианополе.
2 Лиза — Е. П. Леонтьева, жена К. Н. Леонтьева.
3 Mad e moiselle Blont (мадемуазель Блонт) – дочь английского вице-консула в Адрианополе.
4 Madame Badetti (мадам Бадетти) – жена богатого адрианопольского торговца.
5 Тунджа — река, впадающая в Марицу у Адрианополя.
6 Кавас — турецкий жандарм.
7 Баязет — по всей вероятности, султан Баязет II (1447–1512), скончавшийся в Адрианополе.
8 Пехлеваны – люди, занимающиеся турецкой народной борьбой.
27. К. А. Губастову
26 апреля 1868 г., Тульча
Вот видите, Губастов, как я держу обещания, – сказал, в мае пришлю Соломону1 300 р<ублей>, еще апрель на дворе, а я уже 150 р<ублей> посылаю, остальные 150, конечно, тоже он в свое время получит. Как я их достаю – это другой вопрос. Кручусь на одном и том же месте: у одного займу – другому в срок отдаю. Это было бы еще не беда, если бы приезд жены и скромная отделка дома не прибавили к моему дефициту еще рублей 600. Но оставим этот унылый сюжет. <…> Вот уже три месяца муза моя умолкла. Приезд Лизы, мелкие заботы, к тому же она больна серьезно, и если корень зла не уничтожится, то болезнь ее может перейти в помешательство. Можете судить, легко ли мне в это время. Но я покоен, потому что убежден в возможности излечения. Здесь приписывают ее болезнь ревности, но это неправда – она приехала из Петербурга уже больная. Много поумнела, но и подурнела. Не думайте, чтобы моя личная жизнь была бесцветна. К сожалению, она очень бурна.
Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С 198–200.
1 Соломон — Соломон Нардеа, еврей-ростовщик в Адрианополе, главный кредитор Леонтьева.
28. Графу Н. П. Игнатьеву
Май – июнь 1868 г., Тульча
<…> Журналисты и публика вообще были до сих пор несправедливы к моим литературным трудам, первые потому, что я не подчиняюсь ни одному из господствующих у нас направлений, вторые потому, что ждут от первых разрешения ценить или нет писателя.
На службе я счастливее. Министерство не виновато, что я поступил поздно, но благодаря поддержке Вашей я не завидую тем, кому от рождения даны были протекция и богатство.
Быть может, и на литературном поприще по многим столь солидным с моей практикой связям я найду в Вашем превосходительстве поддержку и хоть какое-нибудь облегчение в тяжкой борьбе, которую я веду во имя идей моих в моем уединении.
Время и 1000 мелких препятствий не позволяют мне кончить всего того, что я задумал. Я упомяну пока только об одном. К осени или этой зиме я думаю кончить на французском языке письмо к Дж. Ст. Миллю под заглавием: «Что такое Россия и славянский мир и почему Россия может дать миру то, чего уже Запад не даст». Этот гениальный писатель не раз порицал Россию, не зная ее и не догадываясь, что она уже и теперь более всякой другой страны соответствует тому идеалу разнообразия развития <…>, который на Западе уже невозможен и которого [нрзб.] он горько оплакивает в своей книге «Свобода»1. Если Бог поможет мне кончить этот труд (полезный и для самославян), то я его представлю прежде отправки на одобрение Вашего превосходительства.
Публикуется по черновому автографу (ГЛМ). Датировано по тексту.
Николай Павлович Игнатьев (1832–1908) – граф, сын петербургского генерал-губернатора и председателя Комитета министров. Учился в Пажеском корпусе и Академии Генерального штаба. В 1858 г. принял начальство военно-дипломатической миссией в Хиву и Бухару. С небольшим конвоем прошел из Оренбурга по мало или вовсе не исследованным путям. Задержанный ханом, самовольно вышел из Хивы, прибыл в Бухару и заключил торговый трактат, освободив при этом русских пленников. В 27 лет получил генеральский чин и назначение уполномоченным в Китай, который отказывался тогда признавать Айгунский договор. После одиннадцати месяцев переговоров понял, что ему недостает главного аргумента – военной силы. Как раз в это время в Китае высадился англо-французский десант. Ловко маневрируя между правительством богдыхана и недавними противниками России, сумел оказать услугу и тем и другим и представить себя спасителем китайской столицы. Так был заключен новый Пекинский договор, по которому Россия получала границу вдоль левого берега Амура и Уссури, а Игнатьев – генерал-адъютантские эполеты и пост директора Азиатского департамента. В 1864–1877 гг. Игнатьев был посланником в Константинополе. За ним прочно утвердилась всероссийская известность защитника славян и лидера панславизма. Он же заключил по окончании Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Сан-Стефанский договор, исходя только из интересов России, что вызвало европейский кризис. В Петербурге многим высокопоставленным особам, в том числе и канцлеру А. М. Горчакову, уже давно не нравились блестящие успехи Игнатьева. Сан-Стефанский договор был заменен Берлинским трактатом, знаменовавшим дипломатический разгром России, а Игнатьев получил увольнение в деревню. По восшествии на престол императора Александра III Игнатьева снова призвали к власти, и он стал министром внутренних дел. На этом посту он находился ровно один год, успел провести антиеврейский закон 1882 г. и был заменен графом Д. А. Толстым. В оставшуюся ему еще четверть века жизни никогда более не возвращался на государственную службу. Был женат на княжне Екатерине Леонидовне Голицыной (1843–?).
1 «Свобода» – трактат Дж. Ст. Милля «О свободе» (1859), один из основных трудов философа.
29. H. Н. Страхову
1869 г., Петербург
Знаете, что я придумал еще, многоуважаемый Николай Николаевич? Мне все недостает денег; выхлопочите-ка мне к пятнице от Кашпирева1 рублей 400. Это уже не может обременить его. Так как Каткову2 я не обязался положительно
