— Ну… не такой уж и кусок говна окончательный, если хотя бы способен это признать, — пробормотала, чувствуя, что щеки горят. И осознавая, что мы одни и стоим так близко. Все же забористое пиво. В тачке-то его мы тоже без свидетелей были, но что-то нигде не припекало.
— Фигня. Я просто подлизываюсь, потому что не могу допустить срыва моего коварного плана по твоему соблазнению сегодня. — Тон Каверина изменился на легкомысленный, но вот лицо оставалось сосредоточенно серьезным, и взгляд он мой не отпускал. — Так что скажу что хочешь и признаюсь в любых грехах. Про то, что в любви и на войне все средства хороши, слыхала же. Тем более девушки очень любят плохих парней, так что можно не скромничать и приписать себе парочку несуществующих пороков.
— А такие есть? — Ну же, самое время оборвать этот наливающийся странной завораживающей тяжестью визуальный контакт. Только не выходит.
— Так я тебе и сознался! Мы еще не настолько близки, Лисица моя, чтобы я так откровенничал. Так что, мир? Или мне пойти попросить прощения у Таньки?
— Тут уж на твое усмотрение, — я таки сумела отвести глаза, но ощущение нарастающей его близости никуда не пропало.
— На мое усмотрение я считаю, что наше примирение следует скрепить поцелуем. Понимаю, банальщина, но что поделать, традиция. А традиции нарушать не стоит, тем более такие приятные.
Ну этого и стоило ожидать, неспроста же он меня в этот укромный угол заволок. Бля, неужели есть девушки, что соглашаются на секс вот так, походя, в какой-то кладовке? Да о чем это я?! Мне как прохладой в лицо повеяло, разгоняя обернувшую плотным покрывалом жару.
— Это где же такие традиции? — шагнула я на всякий случай ближе к двери и вздрогнула, когда Антон встал у меня за спиной. Не хватал и не удерживал, но так близко, что у меня спина окаменела, а в голове зашумело тревожно и хмельно одновременно.
— У нас. У тебя и меня. Так что насчет примирительного сек… — он опустил голову, выдыхая прямо у моей шеи, но так и не прикасаясь, — о пардон, пока исключительно поцелуя?
— Дружеского и невинного, само собой? — Я схватилась за ручку двери, поймав себя внезапно на том, что голова как сама собой стала крениться на бок, давая ему больше пространства. Это что такое вообще опять?!
— Это смотря куда целовать и как там дальшей пойдет. — Голос Каверина просел, и его губы коснулись наконец моей кожи, едва-едва, но я отчего-то вздрогнула, или, скорее уж, дернулась, как от колкого разряда, да так, что стало стыдно за себя. И как всегда у меня — где стыд, там и злость.
— То есть есть разные варианты? — спросила, заставив голос звучать насмешливо и вызывающе.
— Множество. — Кончики его пальцев легли поверх моих, вцепившихся в ручку двери, и он неторопливо повел ими вверх к локтю, ни на самую малость не усиливая нажима, и теперь во мне будто что-то зашаталось. Вроде как некое ребро жесткости дало резкую слабину.
— А ты уверен, что речь ведешь именно о невинных и дружеских поцелуях? — Я пристально уставилась на его пальцы, скользящие по моей руке, словно реальная картинка могла мне помочь справиться с тем, что происходило внутри. Помочь понять, почему это в принципе происходит и я позволяю это.
— Уверен, что пока говорю исключительно о поцелуях. — Новое касание-призрак его губ, и я прикусила невольно свою нижнюю. Если его практически и нет, то отчего ощущается едва ли не ожогом? И с каких пор ожоги бьют в башку сильнее, чем то пиво после долгого сухостоя.
— Да неужели?
— Не веришь? Испытай меня. — Его пальцы добрались до моего плеча и неторопливо двинулись в обратный путь, а Антон потерся носом о мою скулу, обжигая рваными выдохами щеку.
— Это как же?
— Ты даешь добро на поцелуй, а потом сама же и оценишь степень его невинности. — Губы задели мочку уха, а мне щекотно и дико приятно, и почему-то заныла грудь. И хмелею все сильнее.
— Стало быть доверишь мне судить? — голос какой-то не мой, осипший, голова тяжелая-тяжелая и пустая-пустая при этом.
— Безусловно. От тебя только “да, хочу”.
А я и правда хочу. Знаю ведь четко, к чему все идет, знаю, почему не стоит, знаю, насколько хреново все вмиг может стать, но хочу. Это приятно. Почему же этому и не происходить и дальше? До тех пор, пока мне все нравится.
— Согласна. При условии, что мое “дальше мы не идем” ты тоже готов услышать.
— Не готов. — Почудилось: говорить связно Каверину стало тяжеловато, и от этого зародилось нечто вроде торжества. — Но способен. Клянусь. Ну же, Лиска моя, я жду.
Ну поглядим, как ты способен. Мой порядком рассредоточенный взгляд наткнулся на пару каких-то бутылей на полке справа. Дотянусь запросто. Оружие самообороны найдено и зафиксировано, расслабляемся дальше.
— Да, я хочу! — повернула голову слишком порывисто, позволяя встретиться нашим ртам.
Глава 9
Я тут подумала и решила, что следующую главу залью целиком, дабы не быть обвиненной в нервомотстве)))
Нет телок, не *бущих мозги. Их, бля в природе не существует. Разве что обычно поначалу они корчат из себя милых покладистых заек, ни разу не куриц-мозгоклюек. Предпочитают “ненавязчиво и очень скромно”, на их же взгляд, что-нибудь выпросить у тебя. Ведь удел парней по жизни — это обеспечивать их жизненными благами в обмен на “потакание их низменным потребностям”. Секса ведь только нам надо, да-да. И лишь позже переходят от просьб и намеков, что было бы неплохо проявить щедрость, к требованиям. Но к тому моменту в моих отношениях наступал неизбежный момент “прости, дело не в тебе, это я тварь позорная гулящая. И нет-нет, не надо меня такого терпеть, я скотина, жертвы не ценю, и ты себе найдешь лучше в миллион раз”.
Лисица же что-то с ходу решила потоптаться мне по мозгам, использовав явление дуры Осиповой как повод для ревности и поперев на выход. С любой другой я забил бы. С места не сошел бы, насладился зрелищем, только как она усвистит наружу, а потом придет обратно, осознав, что куда ей без вещей-то. Но вот засада, я уже успел засечь, сколько озабоченных уродов на нее из всех углов пялились. Что такое психанувшая девушка? Правильно — легкая добыча, на раз способная перейти из рук в руки. А девушка, выглядящая как моя Лиса, еще и желанная добыча, за которую запросто бодаться будут готовы всякие бараны озабоченные. Рыжая горящая, бля, живая свеча в толпе тусклых искусственных блестяшек. А вокруг одни упыри, уже тянущие загребущие корявые грабли на этот свет. На х*й все пошли! Со мной пришла — со мной и уйдет.
Но от ее реальной предъявы я, конечно, подохренел. Выкатила мне, что я мудила, за то, что вот так с Осиповой разговаривал! И ради правды — права. Похер, что моя бывшая одноклассница полгорода через себя пропустила. Пока она этим из любви к процессу занималась, мы еще так-сяк общались — для меня женщина, любящая секс, не синоним шалавы. Сам чем лучше-то? Но когда она на дурь тяжелую подсела и перешла исключительно на общество парней, способных ее дозой осчастливить, зависала после клубов во всяких притонах и всячески еще вовлекала в это дерьмо знакомых, стал откровенно брезговать и говорить с ней. Но моя брезгливость — это мои же личные трудности. Вести себя как скот не повод. Ткнула мордой меня в дерьмо рыжая, устыдила и разозлила. Терпеть этого не могу, потому как достало это отовсюду слушать. Была секунда, когда чуть не сорвался и не послал ее. Мудачина я, да? Ну так и у*бывай на все четыре стороны! Но потом осознал, что уйдет же запросто. А я ее хочу. И опять же — права ведь. И снова же — хочу. Злюсь, но хочу. Аж, сука, звон в ушах как. К спине ее прижался, вдохнул аромата ее от души и соображать перестал. На шкуре все волосья дыбом, член ширинку подпер, что тот шланг под давлением в хреналлион атмосфер, того и гляди пуговицы полетят, как пули. Словами с ней играю, она отвечает, а перед глазами только и стоит густым горячим маревом, как вдавливаю ладонь между ее лопаток, вынуждая грудью к двери прижаться, прогнуться и принять меня. То ли музон так бахает за стеной, то ли у меня в башке грохочет, разнося с ходу остаток мозгов кувалдой похоти. Носом о кожу ее потерся, поймал, что медлит Лиса моя, не рвется, позволяет уже это, и все забыл за вдох. У нее голос просел, я вообще еще хер знает как своим языком ворочаю, словесами ее, что паук нитями, оплетая, а по ощущениям — как если бы дрочил себе, ей-богу! Просто нюхать, еле-еле губами касаясь, и болтать хренотень какую-то уже кайфово, как черт знает когда уже и было мне.
