квартире он распаковывает походный рюкзак и окунает голову в пахнущие собаками вещи, чтобы в последний раз прочувствовать их запах. Затем набивает вещи в стиральную машинку, наблюдая как запахи растворяются в пенном водовороте.
Девушка по достоинству оценила жертву, на которую пошёл Кладис ради неё. Она готовит ему ужины по лучшим рецептам из социальных сетей, следит за фигурой, регулярно делает минет. В общем, старается максимально поддержать своего парня в смутные времена. И как-то раз даже соглашается поехать с ним на природу, загород. Хотя лес терпеть не может из-за обилия кровососущих насекомых и отсутствия элементарного комфорта.
Кладис, сгорая от любопытства, что стало с хижиной на вершине трёх могучих сосен, естественно, везёт девушку к месту своего отшельничества.
Голос Кладиса скачет на кочках лесной просеки, когда он за рулём поддержанного пыжика проводит подруге экскурсию по памятным местам. Осторожно объезжая лужу по краю, он красочно рассказывает о застрявшей здесь парочке. Эта история, по сути, была отправной точкой его возвращения домой.
Они проходят вдоль озерца, и Кладис с умилением указывает на хижину, которая со временем стала только лучше. На крыше свели гнездо какие-то пернатые. На стенах вырос мох, законопатив собой щели. Внезапно Кладис слышит до мурашек знакомое дыхание. Так учащённо могли дышать только они. Его глаза округляются: из двери хижины показываются две золотистые шерстяные мордочки.
Навыки охоты, которым собаки обучились вместе с Кладисом, помогли им приспособиться к выживанию в суровой тайге. Почуяв хозяина, четвероногие друзья бросаются к нему на встречу и от радости валят на траву. Они втроём катаются по зелёному полотну, играясь на поляне. Их освещают лучи восходящего солнца.
Спустившись по крыльцу частного колледжа, вся обычная молодёжь сворачивает направо, на спортивную площадку, где солнечный свет и радостные возгласы. Дэд сворачивает налево, за гаражи. Там, в тени проржавевшей нержавейки, клубится дымная вуаль и пьяный мат через слово. Дэд входит в дырку в заборе с громыхающим в колонке фонком, и вместе с ним заходит мощная волна энергии, которую почувствовали все. Он скидывает пиджак с эмблемой колледжа и надевает чёрный худи. Подворачивает потёртые джиги14, подворачивает шапку. Натягивает кожаные перчатки с обрезанными пальцами.
Расположившись на бетонной плите, банда пьёт сокообогреватель. Продавщица из вэйп-шопа аккуратно расписывает лицо Дэда акриловыми татуировками. После накладывает на глаза белые линзы.
На город опускаются сумерки. Дэд командует: «Пора».
Банда залезает в батину тачку. Дэд скручивает номера. Затем наматывает носовой платок на гибкую палку и пролезает ей в бензобак. Как психопат, он жадно внюхивает запах бензина от пропитанного горючим платка. Друзья подглядывают за ним с восхищением и страхом. Дэд прячет платок в карман, садится за руль и жмёт по газам. Романтика вечерней трассы умещается в флакончике густого вэйпа, который ему продала та самая продавщица, а потом они переспали на home party на этих выходных.
Клауд15 взрывает динамики. В багажнике под жирный бит перекатываются баллончики с краской. Пацаны на заднем флексят16 друг перед другом. Тачка тормозит у магазинчика, который держит предприниматель из СНГ. Убедившись, что вокруг ни души, банда приступает к самовыражению. Через 30 минут рольставни магазина в хлам исписаны обидными граффити и непристойными тегами.
Поверх надписей Дэд бомбит красной краской фрагмент древнеегипетского папируса, на котором Анубис — бог царства мёртвых — взвешивает сердце умершего. Рядом с ним — чудовище Аммат, готовое сожрать сердце, если оно будет легче пера. Анубис проверяет язычок весов. Дэд ещё раз взвешивает все поступки своего одногруппника, сына предпринимателя из СНГ. Все его дешёвые запугивания слабых в подъезде, всю его показуху с новыми Айфонами и дорогим шмотьём, все его тройки в обмен на новый спортзал.
«Пора папе сократить карманные деньги сына,» — думает Дэд с ехидной улыбкой на лице и рисует весы, на которых сердце легче пера. Потом он достаёт из кармана бензиновый платок, наматывает его на опору деревянной пристройки для овощей и фруктов. И поджигает.
Пламя мигом перекидывается на прилавок и подползает под сам магазин.
«Минус точка,» — подводит итог Дэд. Батина тачка срывается с места. Тёмное небо освещает многоэтажный костёр. Взрываются и подлетают в воздух брошенные баллоны с краской. Вдруг от воя полицейской сирены закладывает уши. Заднее сиденье озаряет сине-красный свет проблесковых маячков. У пацанов в глазах испуг, у Дэда в глазах контроль.
«Когда не нужно, они быстро приезжают,» — говорит Дэд и дрифтом входит в поворот прямо перед встречной машиной. На следующем повороте мигалки уже не слепят в зеркала заднего вида. После третьего поворота сирена замолчала.
Дэда хреновит, как только он переступает порог квартиры. Весь вечер он держался на адреналине от опасности, но боль, в отличие от копов, догоняет всегда. Родители спят или делают вид, что спят, и это к лучшему: сейчас домашние разборки в жанре «Где ты шлялся?» были бы совсем не кстати. Живот бурлит и раздувается. Кажется, что полчище червей вот-вот разорвёт желудочно-кишечный тракт и вылезет наружу.
Ловко огибая мебель в темноте, Дэд на цыпочках пробирается в свою комнату. Сначала 5 таблеток антибиотиков, остальное подлечит психосоматика. Примерно через час желчь отходит от горла, и можно немного поспать до следующего приступа. К хронической язве невозможно привыкнуть. Она настигает неожиданно бескрайним разнообразием пыток от лёгкого покалывания до головокружения, от синяков под глазами до рвоты. Просыпаешься и ждёшь очередной битвы.
Утром Дэд специально выходит из дома пораньше, чтобы сделать крюк в стандартном маршруте до колледжа. На ходу он думает о том, что живёт в пыли бесконечной борьбы. Батя болеет за «Спартак», он — за «Зенит». Конфликты с родителями толкают его на развитие, чтобы доказать, что они не правы. Типичный случай отрицательной мотивации. Дэд понимал это, но сделать ничего не мог.
Замедляя шаг, он удовлетворённо выпячивает губу. Фестиваль настоящего андеграундного искусства прошёл потрясающе. От магазинчика остался лишь разрисованный металлический фасад. Внутри всё превратилось в уголь.
Тем временем рабочий день куратора городского колледжа стартует допросом представителя правоохранительных органов.
— У нас есть записи видеокамер, — размеренным тоном говорит представитель в погонах, — а также показания свидетеля. Сопоставив эти два источника, я пришёл к выводу, что подозреваемые — ученики вашего курса.
На стол ложатся чёрно-белые фотографии с уличных камер наблюдения. Бабушка-свидетель тараторит, тыча пальцем в лица на фотографии:
— Вот эти двое точно учатся здесь. Мне из окна всё видно! Будут знать, как по клумбам моим шнырять!
