маневра, широты рамок толкнул меня в свое время выбрать скорее ЦСД, чем ОПР [голлистская партия Объединение в поддержку Республики, созданная Ж. Шираком в 1976 г. – Д.Ш.]. (…) Христианско-демократический центр был для меня меньшим злом, чем другие политические течения. Его ценности отвечали моим, потому что он был прежде всего либеральным, открытым миру, социальным. Его привязанность Европе мне также подходила…»[82].
Ж.-М. Донегани в своих исследованиях провел детальный анализ политического маршрута католиков послевоенного поколения. Он отметил важную роль образования, чувства религиозной принадлежности, формируемых посредством специализированных движений католического действия, когда религия выступала как социальная практика, выражение традиций семьи, среды, класса, наследия. Два пути были возможны. Во-первых, «религиозное отдаление», которое могло возникнуть вследствие отрыва от изначальной социальной среды (вызванного браком, переездом или военной службой, что может вести к недостатку религиозной практики, но и к освобождению от влияния религии), сложных отношений с церковными кругами (в силу разных причин, больше характерное для рабочих активистов «Католического рабочего действия»), разрыва с практикой из-за исключения из религиозного сообщества (развод, светское образование и т. п.). Во-вторых, политическая социализация, которая является данью «семейному наследию» (политический выбор родителей), собственного политического выбора (работа, служба в армии, внимание к вопросам несправедливости, нищеты, эксплуатации, воздействие какого-либо события), личной эволюции и влияния социальной среды и окружения. Кроме того, Ж.-М. Донегани подчеркивает важность классовой принадлежности в формировании и трансформации систем политического и религиозного поведения. Вступление в политическую партию может быть следствием трех причин: «иметь» (что-то получить для себя, вступая в партию), «сделать» (желание действия, то есть продолжение политической активности в других структурах), «быть» (чем-то или с кем-то, отличным от других и не быть одному). «Одна только вера не вела к политической ангажированности», – пишет он. Но политическая эволюция все же не идет без религиозной эволюции: «Это влияние заметно через трансформацию, которая разворачивается в анализе, данном ими церкви и религиозному феномену, и через последствия для их культовой практики, которые влекут за собой квалификация церковного персонала в социополитических терминах»[83].
В завершение, необходимо отметить, что социокультурные и поколенческие перемены во французском обществе 1960-х годов влекут за собой для христианско-демократической политической культуры необходимость дать ответ на вызовы времени. Эта потребность ведет к изменениям в программах, доктрине, политической стратегии, организации, увеличивает количество различных демаршей и форм ангажированности в политике. Социально-политический кризис Мая 1968 года служит катализатором данных перемен.
Глава вторая
Христианская демократия слева
Подъем и кризис христианской левой в конце 1960-х – начале 1970-х годов
В период Освобождения партия МРП задумывалась ее основателями как концентрированное выражение политических идеалов и требований всей французской христианской демократии, сформулированных в предшествующие годы, но также и как продолжение деятельности и идей Сопротивления. Встретив противодействие как слева, так и справа, а также столкнувшись с непреодолимым политическим плюрализмом французских католиков, народным республиканцам достичь этой цели не удалось. По мере снижения влияния МРП снова возрастал политический плюрализм организаций христианско-демократического толка, разбросанных по разным спектрам политического пейзажа. В особенности это наблюдалось на левом фланге, где уже несколько десятилетий существовало устойчивое левохристианское течение. Его подпиткой стали христианской прогрессизм, преследуемый официальными церковными властями, а также многочисленные левые диссиденты из рядов МРП. Что касается организаций правого толка, которые никогда полностью в МРП не интегрировались, то они либо вернулись в рамки католицизма, переживавшего не лучшие времена (что подтверждает кризис организаций «католического действия»), либо продолжали действовать в тени преемников МРП, не вступая с ними в тесные контакты.
Между тем, желание открыться влево и преодолеть межблоковые барьеры стимулировало в послевоенные десятилетия ряд интересных опытов, которые сыграли свою важную роль в общем процессе эволюции французской христианской демократии. Так же, как и в случае периода между двумя мировыми войнами, в середине XX века мы наблюдаем тесное соседство, даже переплетение собственно левохристианских движений, часто имевших не только политические цели, и собственно политических структур. Этот факт создает довольно противоречивую и неоднозначную картину. Тем не менее, принимая подобную сложность, попытаемся ответить на главный вопрос: какова специфика и влияние движений подобного толка?
После Второй мировой войны левое течение христианской демократии оформляется параллельно и внутри МРП. В первое время МРП его поглощает, давая многочисленным левым активистам, вступившим в партию, надежду на «лейборизм по-французски». По мере того, как надежда угасала, а МРП сдвигалась волею парламентской фракции и своего руководства вправо, на политической сцене возникают различные левохристианские группировки пытавшиеся реализовать свою мечту о христианской социализме. Эта тенденция совпала с началом широких обновленческих движений во французском католицизме, подъемом движения христианского прогрессизма. Поэтому «диссиденты» из МРП легко находили поддержку и опору среди многочисленных и динамичных групп левого толка, а также молодежных католических течений, в свою очередь оказавшихся перед выбором между верностью церкви и секулярностью.
Специфика левохристианских групп проистекала не только из религиозной принадлежности или социального происхождения, которая облегчала мобильность их адептов, но из сложности политической карьеры и интеллектуальных исканий. Традиционная структура подобных групп опиралась на социо-профессиональные или возрастные категории, что выводило их из прямой юрисдикции церковной иерархии, которая могла осуществлять лишь духовное (доктринальное) или финансовое воздействие. Одновременно в силу открытости различным социальным категориям такие группы часто приобретали прямо противоположную идеологическую направленность (например, марксистскую). Причем и религиозное, и марксистское вдохновение в этом контексте преследовали общую цель – социальную справедливость. По мнению историка и социолога Ж. Боберо, активисты христианских групп и движений «боролись, прежде всего, против “правой” ориентации церковной иерархии, за возможность иного выражения христианской веры. Они требовали тогда плюрализма: большинство из них утверждают сейчас, что церкви, чтобы “быть верными их господу Иисусу Христу”, должны решительно вставать на сторону бедных и угнетаемых. Плюрализм часто рассматривается как алиби, аналогичное “свободной конкуренции”, продвигаемой капиталистической системой. В действительности, плюрализм оставлял нетронутой власть доминирующей идеологии. Для большинства, марксизм выстраивает дискурс, который позволяет адекватным образом говорить о социальной реальности, привилегированной сфере христианской практики»[84]. Стремясь не отождествляться напрямую с политическими партиями, подобные движения нередко попадали под их влияние в политической борьбе. Политические партии были заинтересованы в расширении своей массовой базы за счет движений подобного толка, хотя это и несло определенную угрозу «чистоте» их рядов и доктрине. Но и левохристианские группы использовали политические партии для реализации своих программных целей и манифестаций.
Такие тенденции подпитывались серьезным социокультурным конфликтом, когда церковь как легитимный институт, была поставлена под вопрос поколением «бэби-бум». В декабре 1965 г. завершается работа консилиума Ватикан II. Но позиция церковной иерархии меняется гораздо
