— Попробовали жить в моем мире? — нахмурил Калеб. — Что вы хотите этим сказать?
Сиренити пожала одним плечом.
— Хотите верьте, хотите нет, но было время, когда мне больше всего хотелось увидеть Уиттс-Энд в зеркале заднего обзора. Мне было тогда семнадцать и я готова была померяться силами со всем миром. Решила начать с Буллингтона.
У Калеба дернулся уголок рта.
— Отсюда до Буллингтона всего тридцать миль.
— Надо было с чего-то начать. Однако для меня это было все равно что оказаться на другом конце света.
— Мне понятно, что у вас, выросшей здесь, в Уиттс-Энде, могло и не сложиться задатков истинного космополитизма, — сухо заметил Калеб.
— Жизнь здесь другая, — мирно согласилась она. — Как бы там ни было, я поступила в Буллингтонский колледж, а после его окончания работала там некоторое время преподавателем на кафедре социологии. И жила на территории колледжа. Понимаете, хотела быть как все.
— Как все? — Калеб вопросительно взглянул на нее.
— Я думаю, все дети бунтуют против того стиля жизни и воспитания, которые им прививают в детстве. Дети, выросшие в консервативных буржуазных семьях, хотят свободы. Хотят нарушать правила.
— Чего же хотели вы?
— Я? — Сиренити скорчила гримаску. — Хотите верьте, хотите нет, но я хотела жить по правилам. Меня воспитывали без определенной системы и режима, поэтому я, естественно, испытывала тягу к миру, где все делалось в определенное время. Меня влекло туда, где можно было рассчитывать на какую-то степень порядка. Туда, где люди строили планы на будущее, а не просто плыли по течению. Я думала, что хочу жить среди людей, которые работают в определенные часы, а не ждут, когда на них найдет вдохновение.
— Понимаю.
— Я хотела, чтобы у меня был счет в банке, — продолжала Сиренити, привычно усмехаясь этим своим мечтаниям юности. — Я хотела иметь дело с таким автомехаником, который не пытается починить неисправный водяной насос с помощью медитационной мантры. Я хотела, чтобы у меня получилась приносящая удовлетворение и успешная академическая карьера, включая солидную пенсию.
— Что же оказалось?
— Оказалось, что по вкладам в сберегательном банке идет очень низкий процент, что автомеханики, не распевающие мантр, ничем не лучше распевающих, что лестница академической карьеры очень скользка и что никто не может больше рассчитывать на хорошую пенсию.
— Вы узнали немало.
— Вот именно. А урок, который я усвоила лучше всего, состоит в том, что я не вписываюсь в так называемый нормальный мир. Нет, я, конечно, могу какое то время побыть в нем, но не могу там жить долго и быть счастливой. Я родилась в эксцентричном обществе, и только в нем всегда буду чувствовать себя удобно.
— Вы считаете, что здесь, в Уиттс-Энде, вы на месте? — спросил Калеб.
— Это мой дом. Люди здесь меня знают. Они понимают и принимают меня такой, какая я есть. Здесь в Уиттс-Энде, мы все очень терпимо относимся к странностям друг друга.
— Неужели?
— Хотите верьте, хотите нет, но здесь никто и глазом не моргнет, если кто-то позирует художнику в обнаженном виде. Такое бывает здесь сплошь и рядом.
Калеб осторожно поставил свою кружку на красиво отполированный столик, который Джулиус Мейкпис сделал своими руками.
— Но вам нужен кто-то из моего мира, чтобы помочь с реализацией ваших деловых идей, не так ли?
— Я так думала раньше. — Сиренити сузила глаза. — Но теперь не совсем в этом уверена.
— Поверьте мне, — сказал Калеб, — я вам нужен. Если вас оставить на произвол судьбы, то вы потеряете все деньги, которые вложите в проект, до последнего цента.
Это уж он чересчур.
— Я не дура. Неопытная — может быть. Но определенно не дура.
Калеб посмотрел на нее с легким удивлением.
— Я с вами согласен. Но у вас действительно нет опыта в таком деле, как торговля по почтовым заказам. Вам многому придется учиться, сударыня.
— И вы собираетесь меня учить?
— Похоже на то.
— Независимо от того, хочу я или нет пойти к вам на выучку?
Калеб вытянул ноги перед собой, откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза.
— Как я уже говорил несколько минут назад, у меня репутация человека, ведущего дела на определенном уровне. Я не намерен позволить вам испортить мне послужной список.
В душе Сиренити зашевелилось сомнение. Ей вдруг пришло в голову, что Калеб не говорит ей правды о своих мотивах. Другого объяснения его приезду в Уиттс-Энд она не могла себе представить.
— В этом уравнении чего-то не хватает, — сказала она наконец. — Кажется, я упускаю из виду финансовую сторону дела.
— Какую финансовую сторону?
— Может быть, вы соглашаетесь смотреть сквозь пальцы на мое порочное прошлое ради будущей прибыли, которую рассчитываете получать как пассивный партнер фирмы «Уиттс-Энд — почтой»? Так или нет?
Калеб плотно сжал губы.
— А вы как думаете?
— Я думаю, что с подобными мотивами надо обладать изрядным нахальством, чтобы презирать меня просто потому, что я один раз позировала в обнаженном виде. Вот уж поистине — чья бы корова мычала
— Вы вольны думать о моих мотивах все, что вам угодно, — произнес Калеб голосом, в котором звенели льдинки. — Но, к вашему сведению, прибыль, которую я ожидаю получить от вашего будущего бизнеса, будет таких размеров, что ее и в лупу едва ли увидишь.
— Ха! Держу пари, что любой пронырливый консультант сказал бы то же самое.
— Почему бы нам не согласиться, что в этом вопросе каждый из нас остается при своем мнении, — предложил Калеб. — Давайте попробуем подойти к нашим отношениям с другой точки зрения.
— Между нами нет никаких отношений, — быстро отпарировала Сиренити.
— Нет?
— Нет. — Сиренити вспыхнула, вспомнив тот поцелуй в офисе у Калеба. По его глазам она поняла, что он думает о том же. — Признаюсь, одно время я думала, что они у нас могут быть, но вижу теперь, что ошиблась. Вы и я… в общем, у нас с вами…
— Вы меня не так поняли, — вежливо сказал Калеб. — Я говорил не о личных отношениях. Я имел в виду наши деловые отношения.
— Вот как. — Щеки Сиренити пылали.
— Предлагаю вам перестать думать об этом соглашении в личном плане и начать рассуждать по-деловому.
— Это что, урок номер один?
— Именно.
Он лжет, поняла вдруг Сиренити. Она почувствовала, что, несмотря на все разговоры об отношениях на чисто деловой основе, Калеба привели сюда причины весьма личного свойства. Возможно, он действительно так печется о своей репутации, хотя ей было трудно понять, каким образом потеря одного мелкого клиента в Уиттс-Энде, штат Вашингтон, может подорвать его профессиональное реноме.
