сказала, это потому, что дом построили у черта на куличиках и сюда не ездит транспорт.
Я приподняла брови, услышав это откровение и насмешливо уставилась на Ингу:
- Ну что же вы себя так утруждали? Мы ведь вас и не ждали.
Она поджала губы, явно едва сдерживаясь, чтобы не ответить мне в таком же духе, но, кажется, в присутствии дочери растеряла всю свою былую уверенность. А точнее - наглость.
Я же стояла, не зная, как поступить. Точнее - знала, конечно, что нельзя и пускать их на порог, но…
Взгляд невольно все возвращался и возвращался к бледной девочке с серьезными глазами. Заметив, как она зябко переступила с ноги на ногу, как запрятала руки в карманы куртки, но при этом не произнесла вслух ни слова жалобы, я ощутила, как что-то внутри меня треснуло. Ее мать была просто омерзительна, но захлопнуть дверь и оставить на улице ни в чем неповинного ребенка оказалось просто выше моих сил.
Я отступила, предлагая им пройти внутрь. Жестом указав на чемоданы и сумки, коротко обозначила:
- Это все останется в подъезде.
Инга открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его снова и лишь молча кивнула в ответ.
Олеся осторожно шагнула в квартиру, аккуратно разулась на коврике и потянулась, чтобы снять шапку.
Сердце мое екнуло, когда я увидела, что голова девочки перебинтована и коротко острижена…
Она деликатно замерла там же, где стояла, а я, с трудом взяв себя в руки, указала ей на дверь в кухню:
- Проходи. Садись, где понравится.
Проводив девочку взглядом, я повернулась к законной жене моего мужа, в какой-то отчаянно-жадной потребности рассмотреть внимательнее ту, кого он готов был ждать всю жизнь. В болезненном желании понять: что он нашел в ней такого, что так притягивало его и не отпускало годами?..
- Можно?..
Инга, тоже снявшая верхнюю одежду и обувь, кивнула в сторону кухни, я - кивнула ей в ответ.
Олеся скромно сидела на самом краешке стула, Инга - устроилась на соседнем…
В ярком искусственном свете я увидела многое из того, что не заметила прежде, при первой встрече: уже далеко не свежее окрашивание волос с отросшими темными корнями; бледную кожу лица со слегка обозначившимися морщинками вокруг глаз, которые она старательно пыталась скрыть под слоем косметики…
Впрочем, выглядела она хоть и потрепано, но все равно эффектно. Ногти аккуратно обработаны, макияж безупречен, губы, как и положено - пухлые, волосы стильно уложены, а одежда подобрана явно со вкусом…
Пока я ревностно рассматривала ее, отчаянно желая отыскать даже самые мелкие недостатки, в кухне стояло молчание. Но вот меня замутило от чужого совершенства, и я вспомнила о том, кто должен был объяснить мне весь тот бред, что сейчас происходил…
Вынув телефон из заднего кармана джинсов, я быстро набрала Якову сообщение:
«Срочно домой!!!»
Хотя он, вероятно, в отличие от меня, явно был в курсе этого «сюрприза».
И даже не подумал признаться мне в том, что у него есть еще и дочь.
Девочка снова притянула к себе мой взгляд: такая хрупкая и беззащитная на вид, но такая, вероятно, крепкая и сильная внутри.
Встретившись со мной глазами, она вновь доброжелательно заговорила:
- Мы ехали сюда три дня на поезде.
Я невольно изумилась:
- Зачем? В вашем городе нет аэропорта?
Олеся пожала плечами:
- Есть. Но мама сказала, что на поезде интереснее.
Она неодобрительно поморщилась, явно показывая свое несогласие с этим утверждением. Уголки моих губ невольно дрогнули в улыбке…
- Тебе не понравилось ехать на поезде?
- Скучно. Мы видели только поля и деревья. А еще там даже не кормили…
- Лесь, не стоит все это рассказывать… - встряла мягко Инга. - Карине это совсем неинтересно…
Внутри у меня снова заныло от вида худой, болезненной девочки. Что с ней случилось? Олеся явно не выглядела здоровой…
- Хочешь чаю? - предложила я ей. - Я недавно испекла печенье…
В глазах ребенка зажегся внезапный огонек.
- А мама никогда не печет печенье… Она говорит, что проще купить…
Я не знала, что ей на это ответить, поэтому просто повернулась к чайнику и нажала на кнопку…
- А где можно помыть руки? - спросила Олеся.
Я вновь удивилась тому, насколько хорошо была воспитана девочка - и это с учетом того, как вела себя ее мать…
- В ванной комнате. По коридору и направо.
Олеся тихо вышла и мы с Ингой остались на кухне одни.
Она снова обвела критическим взглядом помещение, глаза ее остановились на плите, где стоял свежесваренный густой борщ…
Неодобрительно покачав головой, она заметила:
- Надеюсь, вы не кормите этим сына, Карина. Слишком жирная пища для детей… да и вообще для фигуры вредно…
Это заявление заставило меня мгновенно вспыхнуть, словно одной этой фразой она раздула до пожара в моей груди тихо тлевшие до этого момента угли…
Сдерживающего фактора в виде детей сейчас рядом не было, поэтому я позволила себе сделать то, что мне так захотелось…
Как ни крути, а я была дочерью своих родителей.
Подхватив с плиты кастрюлю, я подошла к Инге со спины и коротко заметила:
- Ну, раз детям это вредно, то… приятного аппетита!
Не медля больше, я надела кастрюлю с борщом прямо ей на голову.
Инга взвизгнула и подскочила, я - выбежала за пределы кухни и захлопнула за собой дверь, чтобы никто из детей случайно туда не вошел…
И в этот момент одновременно распахнулись две двери: входная в квартиру и та, что вела в ванную комнату…
Встревоженный Яков шагнул внутрь, вопросительно уставился на меня…
Я коротко кивнула на осторожно выглянувшую из ванной Олесю и сухо спросила:
- Надо полагать, это - то, о чем ты хотел серьезно со мной поговорить?
Глава 13
Взгляд мужа замер на девочке.
Как трудно было, оказывается, даже теперь, после всего, перестать называть его мысленно именно так: муж. Я ведь и в самом деле нелепо верила в то, что главное - это то, кем люди считают себя друг для друга, а не какие-то сухие строчки в документах…
Что ж, урок о том, что в этом мире главное - бумажки, был жестоким и весьма доходчивым.
Я смотрела на Якова, а он, безотрывно и не моргая - на Лесю. В его глазах удивление сменилось непониманием, затем пришло отрицание, и, наконец - смирение…
Что так поразило его сейчас?
