его. Дело в том кошмаре, дело в том, что он был там, дело в том, что там убили людей, дело в том, что он снова отключился (об этом ей сказал Паша, чёрт бы его побрал). Дело было в её страхе — в страхе снова потерять на неопределённое время сына. Саша всё это понимал.
Он смотрел на мать, и с каждым взглядом в её сторону он убеждался в том, насколько она красива. Невысокая, с длинными, спускающимися ниже плеч, роскошными волосами темно-каштанового цвета. Да, пусть сейчас она их красит, скрывая те редкие пряди седины, что начали появляться, но они продолжают оставаться роскошными. Её улыбка настолько белоснежна, что с трудом верится в то, что она не искусственная. А её длинные, ухоженные и нежные пальцы словно созданы для игры на фортепиано, чем она, собственно, и занимается. Она преподаватель в музыкальной школе.
Всё его детство и иногда до сих пор с утра пораньше она наигрывает «Собачий вальс» Шопена. А иногда, если уж прямо хочется задать мотивационную планку на весь день, она играет главный саундтрек из фильма «Пираты Карибского моря». Либо же, перед сном, она с удовольствием — и всегда со спокойной лёгкой улыбкой — играет «Лунную сонату» Бетховена.
И сколько бы раз семья ни просила маму написать своё собственное произведение, она всегда отказывалась, аргументируя это тем, что не пришло подходящее время. А на вопрос, который витает за обеденными разговорами уже около шестнадцати лет, — а когда же наступит это подходящее время, — она отвечает, что не знает. Очаровательная женщина.
Саша покрутился на кухне около пятнадцати минут. Разогрел бутерброды с колбасой и сыром, налил себе кофе, поставил всё на поднос и ушёл к себе в комнату, чтобы не беспокоить маму, но перед этим всё равно спросил:
— Мам, всё хорошо?
В ответ она наградила его тишиной, всё так же не обращая и взгляда на сына. Саша ушёл.
Почему он не стал вытягивать из неё слова? Хоть какие-нибудь. Не потому что ему безразлично, а потому что он знал причину, знал, что в этот момент ему лучше её не беспокоить, знал, что этот разговор через силу может окончиться ссорой, руганью и самое страшное — слезами. Это имело большое значение. Саша не мог этого допустить.
Теперь он был погружен в эти мысли. Он был раздражён ещё пуще, чем утром, и, кажется, становился запредельно зол.
Саша не мог найти объяснение — не тому, что случилось в особняке, а этому видео, который показал ему офицер. Видео, которое находилось во вкладке «В тренде» на «Ютубе», предназначенное всем, кто его увидит, и в то же время видео, посвящённое конкретно ему. Это пугало, это настораживало, это злило, это сводило с ума, в конце концов.
Вопросы слетелись к нему в голову, как воробьи на голые стволы деревьев в позднюю осень: видел ли послание только он? Видели ли другие? Видел ли офицер? Видела ли его семья? Видел ли Паша? Видела ли Румина? Если да, то почему он ещё не печально известен? Почему никто не названивает ему, не пишет бесконечные эсэмэс? Или, может быть, мама, папа, Паша, Румина как раз-таки и молчат, потому что видели? Бред какой-то. Всё это начинает сильно нервировать.
Резко зазвонил телефон, и Саша от неожиданности дернул рукой так, что кружка с недопитым кофе слетела со стола. На экране высвечивались буквы, соединенные в имя очень знакомого ему человека. Человека, о котором он думал больше всего, от которого ждал, но нисколько не ожидал звонка.
Это была Румина.
— Алло? — голос Саши прозвучал сухо.
2
— Такое чувство, будто ты выкурил блок сигарет за один заход и не умер, а только потерял свой голос! — выкрикнул в трубку мужской голос. — Что с твоим голосом, дружище?
Паша. Это был Паша.
Но в большей степени его удивил не его звонок, а возникший вопрос. Откуда у Саши в контактах появился номер Румины? Он не мог припомнить, чтобы спрашивал у неё номер. Разве что, когда в его голову летела бутылка и на этикетке были цифры, он каким-то образом запомнил их. Навряд ли.
— Братишка, а где вы? И вообще, откуда её номер у меня в телефоне? — всё так же сухо пробурчал Саша.
— Вот я не ожидал, что после почти недельного затишья в нашем общении первое, что ты спросишь, — откуда её номер! Вот так и проявляется дружба! — саркастически подметил его друг.
— Ой, только давай без этого, бедолага обманутый, — чуть оживившись, с той же ноткой сарказма ответил Саша.
— Ладно, слушай. На данный момент мы в «Переулке», и я надеюсь, что ты помнишь это очаровательное место, — Паша тяжело вздохнул. — Так вот… — Он замешкался, отвлекшись на разговор с кем-то другим. Саша ничего не расслышал, и его друг продолжил диалог: — Так вот, номер. Я изначально знал, что твоя стеснительная, медлительная и боязливая натура не додумается до этого сама. И решил, так, чисто по-дружески, пока ты был в отключке, вписать её номер.
— Ну ты… мудак, конечно. Но в хорошем смысле слова, — Саше не удалось скрыть своё восхищение. — А она не против? Не верится, что она спокойно на это отреагировала.
— Во-первых, главное, что я хороший! — заметил Паша. — Во-вторых, как видишь, я звоню с её номера, значит, не против. В общем, так: сегодня в шесть вечера общий сбор в «Переулке».
— Общий сбор? Мы что, в армии? Вы там собираетесь сидеть до шести? Ты же обожрёшься!
— Тормозни с вопросами, дружище! Нет, не в армии, просто мы решили организовать своё место сбора, так как творится что-то совсем хреновое, паршивое, ужасное и так далее, — начал отчитываться Паша. — И кажется, у нас есть кое-какие мысли, точнее у Румины. И нет, мы не будем тут торчать до шести. Всё, нам надо уходить, не забудь и не проспи — в шесть вечера в «Переулке»!
— Договорились, — ответил Саша. Он ещё раз посмотрел на экран, на котором уже отображалась надпись «звонок завершён». Чуть выше надписи другая надпись — «Румина». Конечно, Саша был приятно удивлён и в то же время зол на Пашу. Хотя первый факт всё-таки перевешивал. Он поднял кружку с пола и поставил обратно на стол. Затем взял первую попавшуюся книгу из его скромной библиотеки и улегся поуютнее обратно на кровать.
3
Саша понимал, что уедет раньше, чем вернётся с работы отец, и он не сможет с ним поговорить. И это его расстраивало, потому
