разулыбалась:
– Пропади все пропадом, эх, мать ты моя. Давай по второму, чего тянуть?
Продавщица из магазина не подвела – ровно в тридцать пять минут третьего она уже была на месте. Общих денег хватало на бутылку водки и бутылку портвейна, черного, как смоль, девятнадцатиградусного. Все это перекочевало в Зинкину суму.
– С вами еще влипнешь. Пойдем ко мне – все равно украсть нечего.
И они пошли. Зинка чуть впереди. А они сзади, оглядываясь, шаря глазами по каждому кустику, будто ожидая, что оттуда вынырнет ни с того ни с сего фигура милиционера и сорвет им предстоящий праздник.
Идти было недалеко. Но у самого подъезда неизвестно кого дожидавшийся капитан Схимников остановил Зинку:
– Опять ты тут?!
– А где ж мне быть? Вы меня, товарищ участковый, не трожьте. Инвалид я, на законном отдыхе.
– Знаю я про эту инвалидность. И про то, чем ты себя до нее довела, тоже знаю! Твое счастье, что последние полгода от жильцов жалоб не поступало…
Зинка сделала вид, что хочет отпихнуть милиционера плечом. Тот невольно отшатнулся, и она прошла, помахав ручкой на прощание.
Схимников только головой вослед покачал, прошептал: «Дождешься ты у меня». И пошел своей дорогой, хлопот у него хватало.
Витюня с Николаем заблаговременно спрятались за углом дома, притихли.
Вся показная веселость и бесстрашие мгновенно слетели с Витюни. Он побледнел, челюсть затряслась. Николаю тоже было не по себе. Глаза его забегали и совершенно случайно остановились на коричневой доске объявлений, висящей тут же на стене. Обычно там красовались беленькие четвертушки листа, вещавшие о ремонте, отключении воды и злостных неплательщиках. Но сейчас Николаю в глаза бросился красный цвет, которым была выведена Витюнина фамилия.
– Гляди!
– Чего там еще? – Витюня с уходом Схимникова ожил, нахальство и безмятежность вернулись к нему.
Николай указал пальцем. Объявление гласило: «Четырнадцатого числа в ДЭЗ-37 состоится разбирательство антиобщественного поведения гр. Жбанова В. А. Явка…»
У Николая мурашки побежали по спине. Но все же он вздохнул с облегчением – мимо него прошли, есть еще время. Он затравленно оглянулся, вздрогнул от прикосновения к плечу Витюниной руки. Витюня стоял и чесал загривок, шумно, не щадя кожи.
– Что будешь делать? – спросил Николай.
Витюня расплылся, хлопнул себя по жирным бокам.
– А я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – просипел он, безбожно коверкая какой-то знакомый мотив, – а от вас, дорогие общественнички, и подавно уйду!
Николай поежился, смолчал.
– Ну, чего вы там? – раздался тихий голос из окошка второго этажа. – Смелей давай.
Зинка жила в коммунальной квартире. Она и предупредила об этом сразу же, без намеков.
– Ежели чего – глядите!
Убранство в ее комнатушке было несравненно богаче, чем в квартире Николая. Особенно его поразил дешевенький электрофон с колонками. Под ним лежала куча пластинок. Лежала вповалку. Посреди комнаты стоял круглый стол, и бутылки уже покоились на нем, не откупоренные, но очень аппетитные. Витюня потер ладони. В углу примостился диванчик, а у стола стояли два обшарпанных стула и какое-то казенного вида кресло.
Зинка тщательно заперла дверь. Сдвинула занавески. И от этого Николаю стало как-то не по себе, он вдруг почувствовал себя взаперти, в клетке. Захотелось сбежать. Но бежать было некуда и поздно. И Николай взялся за бутылку.
– Не, мальчики, – вдруг сказала довольно-таки звонко Зинка, – начнем с беленькой. Ну, а не хватит – залакируем. И не спешите. Пускай сегодня все как у людей. – Она полезла под столик за пластинками, и Николай увидал ее еще совсем приличные, крутые даже ноги. – Ну вот. – Она помедлила. – А ты чего ошалел, милок? И не узнал, что ли?
Зинка смотала с головы платок, похожий скорее на помойную тряпочку, и по плечам ее рассыпались не очень чистые, но еще густые светлые волосы.
– Ты не смотри на лицо-то, Коленька ты мой Новиков, думаешь, старуха-алкашка? – Она расхохоталась, действовало выпитое. – Да я же, отличничек ты мой, на класс моложе в одной школе с тобой училась!
Она снова засмеялась. А Витюня стал заговорщицки подмигивать, подтверждая Зинкины слова кивками.
– Это ж ты у нас один такой слепенький, ничего не помнящий. Тетерюшка ты наш. Весь двор, да и вся улица с прилежащими, все тебя знают. А ты крадешься все по закоулочкам, секретного агента из себя делаешь. А ты плюнь, голубь! Ты гордись и плюй в их поганые рожи. Ежели нам такая житуха нравится – наше дело. И стыдиться тут нечего. Понял?!
Она поставила пластинку на вертушку. Звук был неважнецкий, но настрой он поднимал. По комнате приглушенно растекалась какая-то цыганщина.
– А ну, Витька, разливай! – Было заметно, что Зинка не просто навеселе, а уже хороша.
Первые полстакана она выпила не присаживаясь. Витюня задрал кверху большой палец:
– Молоток, Зинуха, – и, выглотав свою долю, перевел дух.
Николай никак не мог решиться, он знал, что уж эта доля, не полстакана, конечно, а все предстоящее, выведет его из колеи надолго. Но взвешивать свои поступки он отвык, соблазн был сильнее. Водка даже не обожгла неба, протекла внутрь, как вода.
– Вот это по-нашему, не люблю кислятины.
Витюня подобострастно хихикнул. Получил в свою сторону одобрительный взгляд хозяйки и потянулся опять к бутылке. Закуской шел еще не совсем квелый лук, полбуханки черняги да разрезанное на три части стариково яблоко.
– Не гони коней, еще на заходик оставь!
Зинка, так же небрежно, как и платок, сбросила свой полинялый плащ. Оправилась. Под плащом был мятый цветастый халатик с пуговками сверху вниз, из тех, что носят не слишком опрятные домохозяйки.
– Ох, мужички-мужички, хошь какие, а все веселей. – Она расслабилась, лицо размякло. – Да чего уж там, выбирать не приходится, и сама…
Зинка сбилась и зашлась в приступе плаксивого смеха, отчего складки и морщины на ее лице стали глубже, обозначились даже те, что не были заметны до этого. Щелки глаз сузились, у переносицы выступило несколько крупных слезинок. Они подрагивали на пористой, шелушащейся коже щек в такт захлебывающемуся смеху, похожему на частую и крупную икоту. Николай скосил глаза в сторону – зрелище было настолько неприглядно, что он не мог его выдержать дольше. Витюня же смеялся вместе с Зинкой. Он вообще отличался смешливостью, именно про таких говорится – покажи палец… Витюне было смешно, и это почему-то бесило Николая.
– Ну ладно, хватит. – Зинка перебарывала приступ, продолжая часто и порывисто вздыхать, подергивая вверх головой. Она уже не хохотала, как прежде, но все тело ее не переставало содрогаться, будто по нему волнами прокатывались судороги. – Хорошо, повеселились, и будет. Я вам сейчас кой-чего расскажу забавная
