как взаимоотношения с этим государством, требующим повышения инвеституры своего правителя до уровня вана независимого государства, он проявил себя очень осторожным и проницательным политиком, остерегавшимся принимать решения, которые могли бы нанести урон престижу своего государства.
Перед Фань Чэн-да тогда стояла очень сложная задача. В 1173 г. китайский император приказал генерал-губернатору Гуанси, которым до него являлся Ли Дэ-юань, закупить обученных слонов. Этим воспользовался вьетский правитель Ли Ань-тонг (прав. 1138-1175) для того, чтобы добиться выдачи нового указа. Первым его шагом было контрпредложение — принять слонов в качестве дани[35].
В сочинении Фань Чэн-да эта операция описана достаточно подробно, поскольку бремя по ее осуществлению легло на его плечи. Открыто просить о продаже слонов на официальном уровне в 1173 г. правителей Дайвьета было нельзя, тем более что накануне вьетским посольствам повелели прибывать не в столицу, а в Гуан-си и передавать дань там. Сложилась деликатная ситуация. О том, что переговоры носили конфиденциальный, а не официальный характер, говорит тот факт, что переписка с официальными лицами Дайвьета велась Ли Дэ-юанем по местному обычаю с помощью «деревянных зажимов». Китайская сторона подчеркивала, что намеревается именно купить слонов.
Случилось так, что переговоры, начатые Ли Дэ-юанем, пришлось доводить до конца уже Фань Чэн-да. Очевидно, что от их исхода во многом зависела его судьба. Успех же переговоров мог быть использован обоими государствами для прояснения многих спорных вопросов. Сам Фань Чэн-да не советовал давать вьетам разрешение на приезд со слонами в столицу Китая, но двор настоял, и он выполнил приказ. В конце концов, в столицу пришла партия слонов, а с нею большое посольство. Оба автора подчеркивают, что обеспечение доставки дани вьетским посольством было крайне дорогостоящим (к тому же вьеты пускались на всякие хитрости, например, получали у китайцев деньги на оплату переправы слонов, а сами гнали их через реки вплавь). Фань Чэн-да распорядился, чтобы на пути посольству оказывали всемерную помощь.
Чжоу Цюй-фэй писал, что тогда «проявляли и силу, и строгость, но также щедро угощали, устраивали пиры и раздавали подарки».
На обратном пути послы Дайвьета, стремясь извлечь из визита в Китай максимальную пользу для своего государства, побуждали китайские власти поднять статус своего посольства хотя бы до той степени, как это было при посольстве в 1156 г. Вьеты предложили устроить на подворье резиденции генерал-губернатора Гуанси торжественный пир. Фань Чэн-да отказал им и общался с послом через одного из своих офицеров. Диалог Фань Чэн-да с ним свидетельствует о китайском видении статуса Дайвьета накануне признания его в качестве государства. Из слов Фань Чэн-да можно понять, что в то время Дайвьет официально считался Аньнань духуфу и по своему статусу был равным генерал-губернаторству в Гуанси. Соответственно дайвьетский правитель приравнивался к генерал-губернатору. Поскольку посольство же, вероятно, проходило до того, как вьетскому правителю был пожалован титул Аньнаньго-ван («правитель страны Аньнань»), то поэтому Фань Чэн-да и отказал послу в официальной встрече. Иными словами, он дал понять, что видел в нем чиновника смежного ведомства из соседней области, а не посла независимого государства. Соблюдая внешние приличия, он стремился поскорее отправить посольство обратно. И все же в конце описания всех этих событий автор замечает: «Определенно, Аньнань настоящего времени — это не Цзяочжи древности» (см. Текст B. VII).
Итак, с именем Фань Чэн-да связано усиление административного управления в Гуанси, наведение порядка среди местного чиновничества, укрепление армии, а также упорядочивание отношений с вьетским государством и местными народами. И из обоих текстов можно увидеть, что он сумел проанализировать ситуацию, принять правильные решения и воплотить их в течение двух лет в жизнь. Можно сказать, что своей деятельностью он придал мощный импульс дальнейшему интегрированию Гуанси в политическую и экономическую систему китайского государства.
Замысел и его воплощение
Известно, что при исследовании средневековых китайских памятников особое внимание следует уделять предисловию автора. В нем, как правило, излагался замысел произведения, основные цели и ключевые проблемы, в нем автор также стремился передать читателю тот душевный настрой, который сопутствовал работе над текстом, и познакомить его с обстоятельствами, которые способствовали или препятствовали работе. Рассмотрим предисловия Фань Чэн-да и Чжоу Цюй-фэя.
Современникам Фань Чэн-да Юг казался краем далеким и непригодным для жизни. Он пишет, что все его друзья горевали от одной мысли о том, что ему придется жить в тяжелых природных условиях жаркого захолустья. Каким было отношение самого Фань Чэн-да к Югу перед отправкой туда, сказать сложно, но по всей вероятности, он хорошо представлял себе, что его ожидает. Не имея возможности узнать что-либо от очевидцев, он нашел выход в том, что досконально ознакомился с поэтическим образом Юга, существовавшим до него в китайской литературе, — прежде всего в поэзии эпох Тан и Северная Сун. Прочитанное придало ему бодрости. Он узнал, что в Цзинцзяне, в центральной провинции губернии Гуаннаньсилу, нет так пугавшей ханьцев тропической лихорадки чжанли. С этим и отбыл.
Оказавшись на Юге, он ощутил свою оторванность от родственников и друзей. Но налетевшую было грусть сменила радость. Образ Юга, почерпнутый из литературы, предстал перед ним во всей красе своих пейзажей и величии гор и их причудливых очертаний.
Началась работа. Фань Чэн-да пишет о том, как он строил отношения с местным населением — ханьцами и туземными народами. В основе лежали милосердие и снисходительность, это позволило ему добиться их доверия. Стала складываться атмосфера искренности, никто не допускал обмана и унижений. Когда надо, Фань Чэн-да был жестким, когда надо — мягким, но всегда он был последовательным администратором, который проводил целенаправленную, хорошо продуманную политику. Это принесло плоды: «[Отчеты] об урожае соответствовали собранному. В канцелярии сократилась документация». Занимаясь управленческой и хозяйственной деятельностью, Фань Чэн-да оставался ученым и литератором. Одновременно происходил процесс его совершенствования как человека. Он пишет, что его «сознание умиротворилось там».
Через два года Фань Чэн-да получает назначение в Сычуань. Сначала он попробовал отказаться, но его просьба к императору разрешить ему остаться в Гуанси не была удовлетворена. По дороге в Сычуань, которая заняла шесть месяцев, он и составляет Гуйхай юйхэнчжи. Он писал: «В пути, когда делать было нечего, вспоминал прошлые путешествия». Автора прежде всего интересовали природные условия, жизнь населения, местная продукция. Для полноты картины им были, видимо, составлены карты. Уже находясь в г. Чэнду, он не забывал о Гуанси, здесь он дополнил изложенное некоторыми новыми данными и в 1175 г. закончил работу над сочинением.
В отличие от Фань Чэн-да, который ощущал себя первопроходцем и чувствовал, что отправляется в неведомые земли, где
