Она склонила голову набок, ее короткие иссиня-черные волосы четко выделялись на фоне белой стены.
— Да все это дело… — признался он.
Она кивнула, обрадовавшись, что он недоволен работой, а не женой.
— Ну зачем, зачем оставлять четкие отпечатки пальцев на орудии убийства, а потом бросать это орудие там, где его найдет самый безмозглый полицейский?
Тедди с сочувствием пожала плечами.
— И зачем после этого инсценировать повешение? Может, убийца думает, что имеет дело с недоносками?
Он раздраженно помотал головой. Тедди отодвинула свой стул, обошла стол и села мужу на колени. Взяла его руку и положила себе на талию, потом свилась калачиком и поцеловала его в шею.
— Перестань, — сказал он, а затем, чтобы увидеть ее лицо, взял ее за волосы и нежно отодвинул от себя, повторяя — Перестань. Как я могу размышлять об этом деле, когда ты меня целуешь?
Тедди выразительно кивнула, демонстрируя ему, что понимает его резоны.
— Ты чертовка, — сказал Карелла с улыбкой. — Ты меня с ума сведешь. Вот скажи…
Тедди поцеловала его в губы.
Карелла осторожно отстранился.
— Вот скажи, ты оставила бы…
Она поцеловала его еще раз, на этот раз он помедлил, прежде чем отстранить ее.
— …шприц с отпечатками пальцев на м-м-м-м-м-м…
Ее лицо было рядом, он видел блеск ее глаз и припухлость губ, когда она чуть отодвинулась.
— О боже, что ты делаешь, женщина?
Она встала, взяла его за руку и потянула из кухни. Карелла пытался возразить:
— Посуда. Нам надо…
Она в ответ взмахнула юбкой так, как это делают танцовщицы канкана. В гостиной Тедди протянула ему листок бумаги, аккуратно сложенный пополам.
— Оказывается, ты хочешь, чтобы я письма читал, — сказал Карелла. — А сначала мне показалось, будто меня соблазняют.
Тедди нетерпеливо показала на бумагу. Карелла развернул листок. На нем было четыре машинописных четверостишия. Называлось все это «Ода Стиву».
— Мне?
Она кивнула.
— Так вот чем ты занимаешься весь день, вместо того чтобы за домом следить.
Она снова ткнула указательным пальцем в бумагу.
ОДА СТИВУ
Люблю тебя, Люблю всегда.
Хочу быть там, Где ты, всегда.
Где ты, там я. Где я, там ты. Умру вдруг я, Умрешь и ты.
Так вот, мой друг. Люблю тебя И за тобой Пойду всегда.
Придешь ли ты. Приду и я.
Начнешь ли ты, Начну и я.
— С рифмой у тебя не все в порядке, — сказал Карелла.
Тедди скорчила гримасу.
— А кроме того, в последнем четверостишии мне видятся сексуальные намеки, — добавил Карелла.
Тедди взмахнула рукой, невинно пожала плечиками и прошествовала зазывно в спальню, преувеличенно покачивая бедрами.
Карелла ухмыльнулся, сложил листок бумаги и спрятал его в бумажник. Подошел к двери спальни и оперся о косяк.
— Знаешь, — сказал он, — стихи тебе писать необязательно.
Тедди пристально смотрела на него. Он тоже не отводил он нее взгляда, потом вдруг подумал, а зачем это понадобилась Бирнсу копия отпечатков пальцев, и, наконец, произнес хрипло:
— Тебе достаточно попросить.
Бирнсу очень хотелось задать вопрос.
Ложь, как он видел, была двойной, и, как только он спросит, ясе выяснится. Вот почему он сидел в автомобиле и ждал. Чтобы спросить, надо найти того, к кому обращен вопрос. Надо найти, загнать в угол и сказать: «Слушай, это верно, что…»
А может, не так?
Но как же, будь он проклят, как это получается, что человек, честно проживший всю жизнь, вдруг попадает в такую переделку? Нет, нет, черт возьми, это была ложь. Глупая ложь, кому-то просто надо было списать убийство на… А что, если это не ложь?
Предположим, что первая часть лжи соответствует действительности, одна только первая часть, что тогда? Тогда, тогда, тогда что-то надо делать. Что? Что я скажу, если первая часть лжи оцджется правдой? Как с этим быть? И первой части достаточно. Вполне достаточно, чтобы сойти с ума, если хотя бы первая часть верна, если она верна, нет, нет, это невозможно!
А вдруг правда? Попробуй посмотреть правде в глаза, попробуй представить, что, по крайней мере, первая часть соответствует действительности, и веди свои рассуждения от этой точки.
А если правдой окажется и вторая часть, если она станет известна, сколько несчастий это принесет? И не только самому Бирнсу, но и Харриет. Боже, почему должна страдать Харриет, невинная Харриет, и каково это будет для следственного отдела, о боже, пусть это окажется неправдой, гнусной ложью мерзкого подонка.
Он сидел в машине и ждал, он был уверен, что узнает его, как только тот выйдет из здания. Здание находилось в районе Калм-Пойнт, где жил Бирнс. Вокруг были лужайки и деревья, сейчас голые их корни цеплялись за мерзлую землю, стволы у основания присыпаны снежком. В здании горел свет, янтарный свет казался теплым на фоне холодного зимнего неба. Бирнс смотрел на освещенные окна и думал.
Бирнс был плотным человеком с массивной головой и очень короткой шеей. Его маленькие голубые глаза замечали почти все, смуглое обветренное лицо было испещрено морщинками. Голова его все время была втянута в плечи, словно он от кого-то прятался. Он сидел в машине, наблюдая за паром собственного дыхания, потом потянулся вытереть перчаткой лобовое стекло и в этот момент увидел, как из здания выходят молодые люди.
Послышался смех. Парень слепил снежок и бросил его л девушку, она завизжала. Парень побежал за ней, и оба скрылись в темноте. Бирнс высматривал знакомую фигуру. Люди продолжали выходить из здания. Их было слишком много, чтобы уследить за всеми издалека. Бирнс поспешно вышел из машины. Лицо обожгло холодом. Он еще глубже втянул голову в плечи и зашагал к зданию.
— Здравствуйте, мистер Бирнс, — сказал какой-то паренек. Бирнс кивнул, вглядываясь в лица идущих мимо молодых людей. И вдруг, будто закрыли шлюз, поток иссяк. Он обернулся, глядя вслед уходящим, глубоко вздохнул и начал подниматься по ступеням крыльца в дом, на фронтоне которого были высечен слова: «Калм-Пойнтская средняя школа».
Он не был здесь со времени… сколько же лет? Бирнс покачал головой. Надо быть внимательнее, подумал он. Присматриваться к таким вещам. Но. как можно подозревать в таком человека и как такое можно предотвратить, если все это правда? Харриет, Харриет, куда же ты смотрела?
В зрительном зале, предположил он. Вот, наверное, где они. Если кто-то остался, то они должны быть в зрительном зале. В школе было тихо, классы закрыты на ночь, его шаги по мраморной парадной лестнице гулко разносились по зданию. Зрительный зал он нашел по наитию и улыбнулся про себя.
в конце концов, он не такой уж плохой детектив.
