в окрестностях Иерусалима, усядутся на корточки в кружок и восславят Господа. А потом восструбит Седьмой ангел и…
– И всем станет благостно! – я чуть не заплакал от умиления.
– И потекут реки говна, дурак! – распрямляясь, произнес Тимофей, – А ты, между прочим, обещал, что сегодня мы зайдем к твоему приятелю Амадеусу за книгами…
Я хлопнул себя по лбу. «Боже милостивый! Я совсем забыл про это!»
– Тимофей! Его нет в городе! Он будет только на днях.
– Ты обещал! – зарычал на меня философ, – Где он живет?
– Он живет недалеко, но как мы пойдем к нему в гости, если хозяин отсутствует?
– Мне он триста лет не нужен, – нахмурился Тимофей, – Я хочу посмотреть его книги.
– Подожди, подожди, мы же не можем смотреть их без спроса!
– Книги на то и пишут, чтобы их читали…
– Но хозяин может обидеться!
– Ты же сказал, кажется, что он в отъезде…
– Я не хочу туда идти!
Тимофей схватил меня за плечо:
– Ты обещал…
– Воровать грех!
– Мы только посмотрим…
« Вот ведь упрямое создание! Привязался. Книги для Тимофея, что кость для собаки, покажи кусочек, и он вцепится в тебя мертвой хваткой. Что ты будешь делать!»
И мы пошли к Амадеусу, хотя того не было дома…
…Нам удалось пробраться в жилище Амадеуса через заднее окошко. Оно было незаметно с улицы и теперь в полумраке Тимофей, кряхтя, пытался разобраться в скопище книг, которые в превеликом множестве были рассыпаны на полу, столах и полках жилища. Свечи зажигать я не позволил, во-первых, чтобы не привлекать внимание, а во-вторых, опасаясь пожара.
Тимофей все кряхтел и ворчал, похоже, он выбирал себе чтение на ощупь.
– Что есть сказка? – говорил он, – чушь, глупость, небылица. Но сколько тайного смысла и скрытых намеков! Например, ну, например сказка про Красный Ноготок!
– Что? – я очнулся, – Ты не рассказывал мне этой сказки!
Тимофей почесал бороду и сердито пробурчал:
– Можно подумать ты помнишь, что я тебе рассказывал, что не рассказывал. Глупая это сказка и нехорошая. Чушь! Гадость! Бред собачий… Но тем не менее…
– Расскажи! – мне было скучно, к тому же я боялся, чтобы нас случайно не застукали.
– Да что там рассказывать, – Тимофей перебрался с пола на табурет, – Жила себе женщина, так, ничего особенного, не очень красивая. И была у нее дочка. А в городе в то время завелся страшный и жестокий убийца, и не могли его поймать. И вот глупая баба отправила ребенка на рынок за, скажем, хлебом и устрицами… Да, точно, за устрицами…– он мечтательно почавкал губами. В животе у меня заурчало и я добавил:
– И лимонным соком.
– Молчи, идиот, – мягко перебил меня рассказчик. Стопка отобранных книг росла, и настроение Тимофея повышалось в соответствии с ее ростом. – Молчи и слушай, так вот. Перед тем как отправить дочку на рынок женщина выкрасила ей ноготь руки в алый цвет.
– А почему в алый? – спросил я.
– Потому, – огрызнулся Тимофей, – Ты будешь сегодня слушать или нет?
– Буду, буду, – закивал я, – только давай побыстрей собирайся и пойдем.
– А я и так спешу, хотя этого никогда делать не нужно, – степенно отвечал Тимофей и медленно почесался. – И кто ж такое придумал?.. Да… Мать сидела, сидела и проголодалась видимо, наконец…
– И я проголодался! – вставил я и добавил, – Наконец…
Тимофей пропустил крик моего желудка мимо ушей и продолжил свой рассказ:
– И пошла тогда она сама на рынок…
– И тоже не вернулась! – я уже не мог тут больше находиться, – Забирай книги и скорее пошли отсюда.
Тимофей кивнул, добавил к стопке какую-то совершенно немыслимых размеров книгу и, кряхтя сильнее обычного, поволок всю эту гору бумаги к заветному окошку.
– Купила она себе на рынке мелко нарубленное мясо, – зловеще бормотал сказочник, пока мы протискивались наружу, – принесла, ох, домой и стала готовить из него пищу, а в мясе обнаружила …Что?
– Сокровища! – попытался угадать я, – Как у казначея короля Георга!
– Дурак ты был, Куко, дураком и умрешь, – произнес Тимофей назидательно, – в мясе был Красный Ноготок ее дочки!
Я остановился:
– Кошмар-то, какой!
– Конечно кошмар! А ты как думал? – Тимофей уже был на улице и укладывал книги в холщовый мешок. – К чему это я тебе рассказал? К тому, что в каждой сказке, есть доля правды, но еще большая доля лжи, глупости и свинства.
Мы молча брели по улице и каждый думал о своем.
– Слушай Тимофей! – мне не давала покоя одна вещь. – А почему эта женщина ей только один ноготь накрасила?
– Краски не хватило, – зевнул Тимофей.
– Ну а чего тогда, зная, что по городу бродит убийца, она малого ребенка в одиночку отправила на рынок?
– А она больная была, – Тимофей поковырялся в носу. – У нее паралич был наверное…
Еще какое-то время мы шли молча. Мне виделись ужасные картины того далекого времени.
– Тимофей!
– Чего тебе еще?
– А как же она с параличом сама потом на рынок пошла?
– Вот пристал! Говорю же – чушь сказка!
– Ну, все-таки…
– Не знаю… – Тимофей серьезно посмотрел мне прямо в глаза, – не знаю! Хотя…– он прищурился голод не тетка. Это такая вещь что…
– Что?
– А то, что жрать захочешь, и без ног побежишь за едой, лишь бы деньги были в кошельке. Кстати, а не зайти ли нам поужинать к Вильяму? А то у твоего друга Амадеуса, кроме книг ничего, даже хлебной корки не оказалось…
– А это специально, чтоб крысы не пришли и книги не испортили, -пояснил я,– Он, когда уезжает, все корки съедает сам или соседским собакам отдает.
– Боже! – перекрестился Тимофей, – Меня окружают идиоты. Кто ж собак кормит хлебом, а крыс книгами? Надо наоборот. Корки прятать между страниц, тогда крысы съедят хлеб и не тронут буквы. А так у него половина книг объедена. Знаешь, мы сейчас поужинаем, а книги Амадеусу отдавать не будем вовсе! Только ты молчи. – И Тимофей резким движением руки прервал мой протестующий вопль.
– У друга твоего книг и так очень уж много, и если бы мы не спасли сегодня их часть, то они наверняка были бы сожраны крысами.
Я вздохнул и промолчал. Доводы Тимофея были как всегда убедительны. Но еще от одного вопроса я все-таки не удержался: – А скажи, Тимофей, та женщина…
– Какая женщина?
– Ну, из сказки. Она, наверное, дочку свою нарочно на рынок отправила, ведь так?
Тимофей промолчал.
– Ты знал ее?
Тимофей продолжал молчать.
–Как ее звали?
Тимофей повернулся ко мне, и я увидел, что он плачет. Мне стало его ужасно жалко.
– Не плачь, Тимофей, ну пожалуйста! – сказал
