я разделял целиком и полностью.
— Сколько всего нового! Но вернёмся к Аляске. Я наведу справки. Хотя, уверен, подготовка такого важного вопроса уже началась. Тем более, мой дядя великий князь Константин Николаевич как-то связан с этим проектом. Но если государь решил, то я вряд ли смогу что-то изменить. Может, рассказать ему о тебе?
— Нет, — я покачал головой.
— Но ведь тогда выходит, что продавать землю за такие деньги это преступление! Или нет? Что скажешь?
— А что тут можно сказать, Николай, — я пожал плечами. — Могу предположить, что если Аляску не продать, американцы возьмутся за ружья. У них подобное запросто. Сейчас такое время, что они подбирают все те земли, что плохо лежат. Техас, Флорида, Миннесота, Западная Виргиния. Скоро дойдут до Колорадо, Монтаны и Небраски. Они могут начать войну и за Аляску. Не сейчас, но лет через десять-двадцать. Ее невозможно защитить и невероятно трудно освоить. Как Россия будет перекидывать войска на другую часть света? Через Атлантику или Тихий океан? Кто, а главное чем, защитит Ново-Архангельск*, в то время как Сан-Франциско растет как на дрожжах?
Вопрос звучал риторически. В 1904 году началась Русско-Японская война. Россия отвратительно к ней подготовилась, считая, что «карликовая» Япония никогда и не при каких обстоятельствах не решится задирать русского медведя. Правда, правительство все же подстраховалось и благодаря промышленности, развивающейся семимильными шагами, построило к тому времени «Транссиб» и пустило по нему поезда. И все же воевать на Дальнем Востоке оказалось сложно. А на Аляске, другом континенте — тем паче.
— Да, Крымская война показала уязвимость наших южных границ, — согласился цесаревич. — А еще ты упоминал, что пароход с американским золотом не добрался до Петербурга и затонул. На нем находилось золото или нет?
— Не знаю, честно. Это тайна, и допуска к ней я не имел. Вроде бы часть суммы Россия все же получила. Золото могли погрузить на судно, но случилось трагическое несчастье, и пароход действительно затонул вместе с грузом. Как я слышал, в отличие от всем известной субстанции, золото плавает отвратительно, — при этих словах Романов невольно усмехнулся. — С другой стороны, американцам никто не мешал провернуть аферу, погрузив тот же свинец под видом благородного металла, а потом спокойно затопить пароход. И все счастливы. Кроме России, естественно.
— Как же низко! — с презрением бросил Николай. — Договариваться и не сдерживать своего слова! Если я стану императором, то подобного не допущу.
— До этих дней, думаю, еще долго. Но пока, если Аляску и продавать, то за реальную цену. А еще лучше — сдать в аренду на сто лет. И внести условие — договор уступает в силу лишь после того, как золото окажется в Петербурге. Нет оплаты — нет земли, — мои советы выглядели вполне логично и не казались вершиной дипломатической мысли. Скорее всего, Николай и сам до подобного додумался.
— За этим я точно прослежу, — твердо заверил цесаревич. — Если я и на такое не способен, то какой с меня толк?
— Тогда мне пора, — я встал. — Завтра утром мы уезжаем в Москву. Необходимо уложить вещи.
— Хорошо. В полках первый отпуск дают через два года. Я найду способ с тобой связаться и буду ждать тебя в Петербурге. Посмотрим, что случится за это время.
Мы расстались с цесаревичем. В сопровождении доверенного офицера я покинул дворец, выбрался на улицу, взял извозчика и отправился на квартиру Хмелёвых. В голове почему-то играл победный марш.
Утром наша семья уже катила в Москву. Ко мне относились как к герою, хотя ничего героического я не совершил. Но все же, благополучно окончил Старую Школу, а значит, появился повод для некоторой гордости.
— Давай-ка выпьем с тобой, Миша, как офицер с офицером, — первый гость, который прибыл в нашу усадьбу, оказался Илья Артамоныч, «Божьей милостью гусарский ротмистр». С собой он привез шампанского и общался так, словно мы теперь ровня. Эта черта — боевое братство, вообще являлось неотъемлемой традицией русских офицеров.
Мы выпили на веранде и принялись разговаривать о кавалерии, лошадях, дамах и гусарах. А о чем еще можно разговаривать с ротмистром?
После Школы нам дали месяц отпуска. Он закончился, не успев толком начаться. Я плавал на озере, загорал, читал книжки и готовился к отъезду.
В настоящий момент 5-й Александрийский гусарский полк временно располагался в городе Чугуеве, Харьковской губернии. Туда я и отправился. На юг железную дорогу еще не проложили. Путешествовать приходилось на перекладных, и дорога заняла немало времени. Зато на страну посмотрел.
Около здания штаба Александрийского полка, расположенного непосредственно в Чугуеве, находилась коновязь. С десяток лошадей ждало своих хозяев. Рядом с ними скучали гусары и гражданские, которые удостоили меня мимолетными безразличными взглядами. Внутрь вела широкая мраморная лестница.
В приемной скрипели перьями писари. Два ординарца стояли у окна и негромко переговаривались. Мебель выглядела старой и потертой. Пахло потом и почему-то жареной картошкой. В кабинет командира дорогу преграждали широкие двустворчатые двери.
— Господин полковник, корнет Соколов прибыл для прохождения службы! — я щелкнул каблуками и вытянулся перед подтянутым мужчиной среднего роста. Звали его Кузьма Егорович Дика. В отличие от 21 века, звезд на его погонах с двумя просветами не наблюдалось. Именно так различали полковников. Подполковник мог «похвастаться» тремя звездами. Эти чины относились к штаб-офицерам. Ниже по статусу находились обер-офицеры: ротмистр, штабс-ротмистр, поручик и корнет. У корнетов, в том числе и у меня, на погонах с одним просветом красовались две звезды, у поручика их насчитывалось три, у штабс-ротмистра — четыре, а капитаны и ротмистры щеголяли чистыми погонами.
Единообразие было в чинах и звездах, но в разных родах войск они носили свое, уникальное название. В пехотных частях корнет соответствовал подпоручику, у казаков — хорунжему, а у моряков — мичману. На первый взгляд казалось, что система выглядит запутанной, но к ней стоило лишь привыкнуть, и все вставало на свои места.
— Господин корнет, не надо так официально, мы тут все одна большая офицерская семья. Можете обращаться ко мне по имени-отчеству, — полковник встал из-за стола, подошел ко мне и по-отечески потрепал по плечу.
— Как скажете, Кузьма Егорович.
— Ваши документы и рекомендации к нам уже поступили. Мы рады приветствовать вас в своем кругу, — добавил подполковник Оффенберг Петр Иванович. Как я вскорости узнал, он являлся не только правой рукой Дики, но и потомственным бароном с длинной родословной.
— Сейчас в нашем полку две вакансии. Мой ординарец по семейным обстоятельствам вышел в отставку. Вы можете занять его место. Или отправиться помощником к поручику Некрасову в команду разведчиков первого эскадрона. Выбирайте!
