спазмов рыдала,
Понимая, как все извечно и бесполезно.
Как брала в горсть таблетки, их бы хватило
Для встречи в адском котле с другими уставшими.
Ты знаешь, я все еще здесь, я победила,
И мы до сих пор берем один чай с двумя чашками.
***
Только когда ничего не закончено,
Ровно один раз можно быть искренней.
Между нами все так истонченно-заточено,
Что мы будем вечно отчаянно близкими.
Молчание
Горячий кофе поутру,
И снова что-то недосказано.
Ты знаешь, я тебе обязана.
Ты знаешь, я тебя люблю.
Мы напрямик, через дела,
Врываясь в судьбы меду прочим.
Ты знаешь, жизнь с тобой короче.
Ты знаешь, я тебя ждала.
Размыто полотно дорог
Вечерним полусном-туманом.
Ты знаешь, не зажили раны,
Что ты нанес мне, так как смог.
И снова кофе на губах
Горчит молчанием и домом.
Мы так давно с тобой знакомы,
Что больше силы нет в словах.
Тебе останутся стихи и письма…
Тебе останутся стихи и письма,
Неразделенность сотен разделений.
Мне — карандаш, листы бумаги, кисти
И череда растерянных сомнений.
Я буду счастлива. И это безусловно.
С другим — возможно. Не с тобой — наверно.
И в новых строчках чуть проступят кровью
Растрепанные до мочала нервы.
Ничто не вечно. Ты меня обяжешь
Любить тебя и проживать с другими.
Читай стихи, когда несносна тяжесть
И замолкай, мое услышав имя.
Смертный грех
Твой смертный грех.
Касаюсь нежно губ,
Губами выпивая сладстрастье.
Твой вечный крест,
Что на плече так груб,
Что в зной саднит и в кровь сотрет в ненастье.
Твой адский круг,
Наверное, седьмой.
И ложь не защищает и не лечит.
Твой нежный друг,
Который под луной
Вышептывал всю страсть тебе на плечи.
Извечный сон.
нетленная мечта.
Земная слабость: то Лилит, то Ева.
Я говорю о том…
Бог никогда
Не судит нас — он женщиною не был.
Фарсы за чаем
Жизнь — постановка пьесы Ионеску,
Где в проигравших остается зритель.
И я топчусь, пришпиленная к месту
Несвязанностью мыслей и событий.
Жизнь — фарс за гранью недопониманья,
Где роль не помнит своего актера,
Где каждый ждет признанья и вниманья,
Не ведая про цели режиссера.
Жизнь — извращение всего, что извратилось.
И ты меня смеши до боли в ребрах.
Быть может, я тогда и воплотилась
В не-зрителя среди толпы актеров.
Сплеснула нечаянно душу…
Сплеснула нечаянно душу,
Но ты послушай,
На то и уши,
Мне будет лучше,
А сердцу глуше
Стучать в груди.
Я расскажу о прошлом,
Что ты хороший,
И будет проще,
Но разве ропщут
На боли стон.
Я тороплю вечность
Своей речью
До новой встречи,
А вдруг подлечит
Она меня.
А боль твоя, увы, не стала тише…
А боль твоя, увы, не стала тише,
И я ее все так же остро слышу,
И я ее все так же ненавижу,
Как в самых первых наших общих днях.
А я тебя лювлю в зрачки обманом,
А я все так же замечаю раны,
А я как прежде, понимаю рано
Тебя жалеть и, может быть, спасать.
А ты все тот же глупый и жестокий,
И все такой же грустно-одинокий,
И, видимо, не истекают сроки
Моей любви и нежности твоей.
Расстояние
Просыпаться так мутно и муторно,
Потому что без завтра и прошлого.
Утро сыплется тихо минутами,
Словно острыми снежными крошками.
Начинаться кофейным приветствием
На губах постороннего милого.
Безответственность — тоже ответственность:
Не держаться за жизнь нелюбимого.
Предрассвет, предбоязнь неизбежного.
Рук родных в раннем сне чуть касание.
Вот и все: новым утром забрезжило.
Расставание. Расстояния.
Осень
Ветренно. Осень. Дождь наискось в стекла.
Вечер. Темнеет. И губ твоих тайна.
Блеклые дни или сердце поблекло
Без ощущений запретных и тайных?
Рук твоих тяжесть, чувств твоих юность.
Осень стучится дождем бесприютно.
Мне бы хотелось, чтоб что-то вернулось,
Трепетно, горько, светло, неотступно.
Хмурый рассвет чуть светлее, чем вечер.
Пообещай позабыть меня скоро.
То, что не лечится, ты не излечишь:
Осень, усталость, расчетливость, город.
Не хочешь болеть — не надо…
Не хочешь болеть — не надо.
И сыплется снова осень
Желтеющим листопадом
Сходящим в январскую проседь.
Не хочешь любить — не стоит.
И ветер листву срывает.
Уносит печаль с тобою.
Бывает. И так бывает.
Не можешь забыть. Я тоже.
И что остается? Память.
Да осень, что так тревожит
Дождями. Мечтами. Снами.
Мне бы всуе не отречься от тебя…
Мне бы всуе не отречься от тебя:
От того, что между нами не бывало.
От того, чего так много и так мало,
От того, что стало призраком огня.
Мне бы всуе не отречься от тебя.
Мне бы в этой кутерьме не позабыть,
Что на всех путях случаются привалы,
Что иной раз очень многое есть в малом,
Что не важно как, но важно, чтоб любить.
Мне бы в этой кутерьме не позабыть.
Мне бы помнить твои смехи между слез,
Темных губ в закате сумрачную спелость,
Что хотелось умереть в тебе, хотелось
До седин вдыхать тепло твоих волос.
Мне б запомнить наши смехи после слез.
И еще на краткий миг, когда забыв,
Став почти что неприступной, отстраненной,
Дать понять, что нашей горечи законной
Не закончен терпкий вермунтный мотив.
На секунду… и почти что позабыв.
Дыхание неба
Иногда кажется, что ничего не хочется и не нужно.
Даже нашей на двоих памяти. Даже этой любви-дружбы.
И небо схлопнуто до атома, до протона.
И все, что осталось — бардаки, кабаки, притоны.
Вот тогда хочется вытряхнуть пыльный мешок-душу.
Вот тогда хочется: не знать. не помнить, не слушать.
А потом вечер — две пары кроссовок бредут по дороге.
И нравиться обсуждать, насмешничать, трогать
Друг друга, гоняя сибирских нахальных мошек.
И даже не знать — верить, что этот, хороший,
Действительно лучший из всех, кто был здесь и не
