Он остановился около дивана, наклонился к ней, обнимая за шею:
– Малыш мой. Давай забудем все это. Я не верю в твою измену. – Он немного помолчал и отстранился. – Послушай, но от тебя действительно пахнет мужским одеколоном… И я знаю, сколько такой стоит!
– Ну и что?
– Жозе! У тебя опять отросли косички?
– Точно! Сами по себе, пока меня не было дома…
– Так это не розыгрыш? Ты действительно провела с кем-то ночь? Кто он?
– Он? – Жозе усмехнулась. – Разряд молнии. Электрический ожог.
Марк с театральной тревогой пощупал ее лоб:
– С тобой все в порядке?
– Нет. И поэтому я иду спать.
– Ты изменила мне?
– Да.
– Да?
– Марк, я изменила тебе. И буду делать это всегда, когда захочется. Теперь ты либо примешь это, либо мы разойдемся.
– Мы разойдемся.
Она пожала плечами.
– Хорошо.
– Ты так спокойна?
– Я не могу больше жить с тобой, Марк.
– Это разряд молнии помог открыть тебе истину?
– Нет, – она вдруг улыбнулась, вспомнив хитрого Себастьяна, – это я давно решила. А теперь вот – сообщаю тебе.
– Знаешь что, Жозе? Я не хочу вести беседу в подобном тоне.
– Потому что в таком тоне надлежит выступать одному тебе?
– Нет, наверное, мы действительно стали чужие. Завтра я уйду. Мне тоже есть к кому.
– Не сомневаюсь. Спокойной ночи, Марк!
Он еще немного посидел перед телевизором, иногда удивленно покачивая головой, потом собрал несколько рубашек и всякие мелочи в чемодан и улегся спать в своем «кабинете» – комнате без определенного назначения, в которой стояли стеллажи с книгами и компьютер; считалось, что здесь он работает…
Проснувшись в одиннадцать утра и безнадежно опоздав в редакцию, Жозе открыла дверь спальни и сразу же увидела конверт у себя под ногами. Она буквально споткнулась об него и сначала несколько секунд просто стояла, пытаясь определить свое отношение к прощальному письму. В том, что оно было от Марка, и именно прощальное – не было никаких сомнений. Жозе присела на корточки, бретельки шелковой рубашки соскочили с плеч, и в этот миг она увидела себя в зеркало полуобнаженной. Несколько секунд она с жалостью смотрела на свое отражение, потом поправила бретельки и вдруг со злостью уперла руки в бока.
Вот это да! А ведь в последнее время она даже перестала носить красивое нижнее белье. Марку стало все абсолютно безразлично: их любовные сценарии были отработаны еще в первый год знакомства и с тех пор не менялись. Она знала, чего от него ждать, знала, какие телодвижения надо совершать для получения того или иного эффекта. Вспомнив обжигающие руки и губы Шарля, Жозе инстинктивно обняла себя за плечи, ощутив привычную дрожь. Как мало, оказывается, ей нужно для счастья. Для того чтобы горел этот огонь. Ей нужно всего лишь быть интересной своему мужчине! Чтобы он, целуя ее, думал о ней: о том, что видит перед собой, о том, чего касается губами.
Так и не вскрыв конверт, она сидела в коридоре на корточках, прислонившись к стене, обхватив себя руками. Как же она правильно поступила! Как же она благодарна Себастьяну! Еще ничего не произошло, а ей уже хорошо. Ей легко дышится оттого, что Марка нет рядом. А раньше весь мир словно покрывался пылью, и улыбка сама сползала с лица, когда, придя с работы, он садился и обнимал ее привычным, словно деревянным жестом:
– Ну что, как прошел день?
И, каким бы прекрасным ни оказался прошедший день, меньше всего на свете ей хотелось его вспоминать… Как он умудрялся нести с собой такое разрушение в ее душу? Ведь, в сущности, он неплохой человек…
«Жозе!
Я все равно должен тебе кое-что сказать, прежде чем мы расстанемся навсегда, – писал он. – Жизнь, видимо, тебя ничему не научила, и ты снова, как «перекати-поле», хочешь оторваться от места и потеряться в огромном Париже. Ты совершаешь большую ошибку, вернее, уже совершила, потому что вернуть меня обратно тебе будет чрезвычайно тяжело. Да, у меня тоже были увлечения, но мимолетные, случайные. То, что сделала ты, вернее то, как ты мне это преподнесла, – выходит за рамки допустимого поведения. Я не могу жить с женщиной, которая кичится своими изменами. Мы серьезные люди, Жозе, ты должна понимать, что я хотел бы видеть рядом с собой совсем другого человека. У тебя почти получилось стать такой женщиной, какой я мог бы гордиться. Но потом опять взыграло ребячество, заплетенное в твои косички… Я не приму тебя такой, какая ты сейчас. Я должен поставить вопрос ребром: или ты меняешься в корне, или мы больше не увидимся никогда».
Жозе качала головой, подняв брови: комментариев у нее просто не было. Марк в своем репертуаре. С чего он вообще взял, что ей интересно будет все это читать?.. Она отбросила письмо. Тут же раздался телефонный звонок.
– Прочитала? – Голос Марка звучал буднично, словно речь шла о том, сходила ли она за продуктами в супермаркет.
– Да.
– У меня одна просьба: если ты выбрала второе… – Господи, о чем он говорит, какое второе? – то я хочу, чтобы сегодня вечером тебя не было дома. Я приеду за остальными вещами, и мне бы не хотелось с тобой встречаться. То есть ты можешь оставаться тут жить, но просто уйди на час, когда я буду…
– Хорошо.
– Я думаю, мы решим вопрос о продаже квартиры, и каждый вернет свои деньги обратно. Мои агенты займутся этим, половину суммы я внесу на твой счет. Ты подождешь месяц?
– Мне все равно.
– Хорошо, тогда мы договорились. Прощай, Жозе.
Он повесил трубку. Вот и все! Она и не думала, что это будет так быстро и безболезненно, словно речь идет о какой-то старой вещи, которую давно пора выкинуть.
Жозе медленно встала, распаковала свою сумку, с которой приехала вчера, достала из нее абонемент в клуб и кредитку. Несколько секунд она смотрела на все это, пытаясь понять, для чего нужно было тратить деньги и время, если подарок стал теперь бессмысленным? Хотела сделать приятное Марку… Вот и сделала!
Она взяла конверт с письмом, вложила туда документы, оставив уголок кредитки торчать наружу: Марк не пропустит взглядом эту вещицу. Деньги он находит по запаху в любой точке пространства.
Теперь нужно было позвонить на работу, предупредить, чтобы ее сегодня не ждали. У них в журнале, как и во многих других редакциях, где работа оценивается по результату, а не по присутствию на месте, допускались один-два прогула без особых объяснений.
– Льюис, – Жозе всегда немного робела перед своим непосредственным начальником, чье место она в скором времени должна была занять, хотя он относился к ней превосходно. – Я сегодня не могу. Прости, у меня обстоятельства.
– Что опять?
– Переезжаю. Надо вывозить вещи.
