различаю. Других примет нет, а голоса у подонков слишком похожи – грубые и хриплые.
– Нам насрать как, но ты это сделаешь, если не хочешь, чтобы из-за твоего тупого упрямства сдох человек. Хоть шлюхой предложи Моретти себя, плевать. Ты телка норм, Моретти понравится. Поразвратней на себя что-нибудь напяль, член ему полижи, дырочками перед ним поверти, и он весь наш. Хорошенькие бабы – его слабость. Тем более, сочные блондиночки, – утырок глумливо мне подмигивает. – Тем более, птичка в клювике принесла нам весть, что твоя жопа Моретти приглянулась… Так что не робей, краля!
В кадре появляется еще одна рожа – напарник главного:
– У тебя есть ровно два дня, чтобы принять предложение. Два дня, ты должна вступить с ним в контакт. Скажи, что бабки нужны срочно, или мол развлечься охота. В общем, прояви фантазию, детка. Уж постарайся. И тогда твой ненаглядный будет жить. А нет, ищи его в лесу, под ёлочкой, и собирай там кусками как пазл.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пощадите, отпустите! – я падаю на колени, молю нелюдей, сжимая руки на сердце, давясь едким напором слёз. Но бандиты будто не слышат. Их требование – закон. Неподчинение – смерть.
– С нами связи не ищи. Мы сами свяжемся. Сообщения постоянно удаляй. Постарайся не палиться! Спалишься – Серж твой труп. Чтоб никому и звука! Сама рядом с ним в гроб ляжешь, если ментярам взболтнёшь, или хуже – самому Моретти.
– Нет! Серёжа-а-а-а! Нет!
Ещё пара сильных ударов. Стоны любимого набатом режут уши и видео обрывается. Я практически без чувств падаю на пол, захлебываясь в обильных слезах и собственной беспомощности.
Я ничто. Я пыль под ногами. Отныне, я стала пешкой в чужих, погрязших в крови руках.
Глава 4
– Лина… Лина, очнись!
На моё лицо обрушиваются сильные хлопки. Щёки горят от хлестких ударов. В уши врезается плач сестрёнки. Я едва разлепляю глаза. Комната плывёт, потолок раскачивается и как будто вот-вот рухнет вниз, раздавив меня.
– Ты очнулась!
Катя стискивает меня в сильных объятиях. Она только что вышла из ванной, её мокрые волосы липнут к моей шее, а кожа пахнет апельсиновым гелем для душа.
– Кать, ты меня задушишь…
Мой голос звучит, словно мышиный писк. Я заставляю себя собраться, хотя хочется выть от безысходности. Хочется пальцами вырыть себе в могилу и лечь в неё, попросив, чтобы закопали прямо так, живьём!
– Я так испугалась… Так испугалась. Мне показалось, что я слышала твои крики. Едва вытерлась и сразу пошла к тебе. А тут ты-ы-ы… – Катя рыдает в голос. – Без сознания. Я думала, что ты… как тогда. Когда с сердцем плохо стало.
– Это был простой обморок. Тогда и сейчас, – глажу сестрёнку по волосам, успокаивая. Какая же она у меня маленькая и нежная, хрупкая. Как хрустальная. И как же сильно я хочу, чтобы её ничто не коснулось – ни одна дурная весточка, ни одна капелька грязи, чтобы на неё не попала.
– Всё будет хорошо, Кать… Ну… Прекрати. Я просто устала сильно. Видела же, сколько вкуснях притащила. Как верблюд вьючный. Видела же?
Сестра машет головой отрицательно и не торопится меня выпускать из объятий. Я прихожу в себя и замечаю телефон, валяющийся рядом на полу. Похоже, что я грохнулась в обморок. Но хуже всего то, что в диалоге с похитителями фото высвечивается. На нём Серёжа связанный, едва живой. Сердце снова колет, в него как будто спицей острой тычут – так больно. Но надо сделать всё, чтобы сестра ни о чём не прознала. Я же теперь грязью должна стать, подстилкой. Как девки на панели, только хуже гораздо. Те хоть из любви к искусству ноги раздвигают, а я из-за гнусного шантажа должна под головореза лечь, влезть в его душу ядовитой змеёй и стучать, сливать информацию незаметно. Кем они меня считают? Матой-Хари? Агенкой-007? Ларой, расхитительницей гробниц?
Глупости какие-то! Глупость, не глупость, а делать что-то надо. Я держу сестрёнку, а сама гипнотизирую взглядом экран телефона. Жду, пока он погаснет. Потом незаметно его к себе ногой подталкиваю и прошу сестрёнку принести мне воды.
– Мне сразу полегчает, а потом мы с тобой за ужин примемся! – говорю бодрым и фальшивым голосом.
Сестрёнка отстраняется и послушно выходит, но в дверях спальни замирает, оборачивается. Смотрит мне прямо в глаза решительно и как будто что-то сказать хочет, но потом выходит. Я встаю с пола. Хватит лежать, барышня кисейная! Нашла время в обмороки падать. Спасать тебя, милая, некому. Рыцарь не прискачет, и волшебница-фея палочкой не взмахнёт. Опять придётся делать всё самой. Всегда сама. Я иногда себя чувствую лошадью на пашне. Как с гибели родителей упряжку надела, так и тащу всё. Нет того, кто мог бы проблемы мои решить. На Серёжу так надеялась, а он сам в беду попал. Возможно, даже из-за меня. Ведь если бы я Моретти не приглянулась, Серёжу бы и не похитили.
Это означает только то, что среди людей Моретти есть стукач, есть человек его конкурентов. Яблоко изнутри уже гнилое, за Леоном наблюдают, шпионят прямиком из святая святых – его главного отеля.
Я поспешно открываю сообщение и читаю короткую надпись под фото: «Для вдохновения! Сразу удали!»
Я так и поступаю – удаляю фотографию и стираю данные вызова из журнала звонков. Потом иду в ванную и умываюсь холодной… нет, не холодной, ледяной водой. Мне нужно мысли прояснить так, чтобы они чёткими стали и чистыми, как стёклышко. Нужно придумать план… Хотя, какой может быть план в моём случае?
– А ты уже здесь? – в коридоре появляется сестра со стаканом воды. Я осушаю его залпом и возвращаю уже пустым.
– Спасибо! Мне уже полегчало! – хватаюсь за ручку пакета с продуктами. – Поможешь отнести?
– Помогу, конечно! – всплескивает руками Катя и суёт свой любопытный носик в пакеты. – Что у нас вкусненького сегодня? О, виноград «дамские пальчики»… Сырокопченая колбаска… Груши медовые! Даже ананас! – смеётся она, подкидывая диковинный фрукт. – И как мы его чистить будем, ну? Все пальцы себе почикаем! А это что такое?
Сестра ловко выхватывает полиэтиленовый пакет с чулками. Я его засунула в спешке между упаковкой нарезанной колбасы и бутылкой шампанского. Так и забыла.
– Чулки… – сестра откладывает их в сторону. – Лин, ты же не меня хотела побаловать, да? Это же всё для посиделок с Серёжей! Но сюрприз не удался. Почему?
Я тяну руку за чулками и выхожу из кухни, бросив через плечо:
– Фрукты помой!
Захожу в спальню. Лицо горит, уши тоже.
