Правительство думало схитрить и ни одним словом не обмолвиться о задаче генеральных штатов, но, благодаря выборщикам, хитрость эта не удалась; они снабдили своих выборных известными наказами (cahiers), в которых были изложены их жалобы и нужды. Как ни различны были эти cahiers в подробностях, они все-таки сходились все на том, что Генеральные штаты должны пересоздать государство и общество и издать для этой цели основной государственный закон – полную конституцию. Политический строй должен был получить форму наследственной конституционной монархии; о республике ни в одном из этих наказов нет ни слова. Прежде всего, они требовали, чтобы налоги и займы были законны только в случае утверждения их народным представительством и обеспечения собственности и личной свободы. В вопросе же о составе и компетенции нарочного представительства такого единогласия не было.
Французский народ возлагал очень много надежд на это собрание, монархия мечтала о том, что предстоящее издание основных государственных законов поможет ей стать на ноги и впоследствии найти удобный момент для их отмены; дворянство и духовенство надеялись, что борьба партий в парламенте поможет им сохранить свои привилегии. Буржуазия надеялась получить от этого собрания свободу личности и обеспечение частной собственности; ремесленники и рабочие надеялись, что оно освободит их от полицейского гнета и даст лучший заработок; сельское население ожидало от собрания, что оно облегчит ужасное бремя налогов, освободит от оброка и барщины и уничтожит крепостное право. Все были полны надежд и опасений, и при таком настроении Франции 5 мая 1780 года было открыто национальное собрание в Версале. Версаль опять был избран для того, чтобы бурные волнения в столице не отражались на ходе занятий собрания.
Открытие собрания произошло с тою традиционною торжественностью, без которой двор обыкновенно не мог♥ обойтись в подобных случаях. Прежде всего, собрание с королем, королевой, принцами и главными сановниками во главе торжественно отправилось в церковь. Необозримые массы народа, стекшиеся со всех сторон посмотреть на народных представителей, обнаружили было много воодушевления, но они очень скоро остыли; народ вскоре заметил, что двор очень враждебно относится к третьему сословию; вынужденный поневоле пойти на уступки, двор теперь старался отомстить ему мелочными, но раздражающими придирками. Сословия должны были быть строго отделены друг от друга. Дворяне выступали в пышных одеждах, в шляпах со страусовыми перьями, вооруженные шпагами; духовенство было в облачении; третье же сословие носило простую черную одежду, шелковые плащи, шляпы без перьев и не было вооружено шпагами. Представители привилегированных сословий были введены в зал заседаний через парадные двери, и они высокомерно оглядывали представителей третьего сословия, которым указан был вход через боковую дверцу. Даже скамейки, на которых сидели представители третьего сословия, были ниже, чем скамейки для духовенства и дворянства.
Представители третьего сословия не скрывали тех чувств, которые возбуждало в них это пренебрежение. Когда король появился для произнесения тронной речи, его, по старинному обычаю, сопровождали королева и принцы; начиная речь, он надел шляпу, за ним то же самое сделало дворянство и духовенство; третье сословие тоже надело шляпы и привело в ярость присутствовавших в зале королевских церемониймейстеров. Третье сословие хотело этим показать, что время подчиненности для него прошло.
Тронная речь в общем была бессодержательна: Людовик XVI говорил о денежной нужде, старался вселить надежды на бережливость, призывал к единению и напирал на свои верховные права; в данный момент это было вовсе неуместно. Вслед за ним говорил хранитель государственной печати Варантен и разразился филиппикой против духа новшеств и неповиновения. Он говорил о справедливых и удовлетворенных королем требованиях, умалчивая о том, что для выражения этих требований должно было состояться особое собрание; он говорил о неразумном ропоте сторонников реформ и о том, что король в снисхождении своем оставил его без внимания; он говорил о бессмысленных мечтаниях и опасных нововведениях, которыми хотят заменить основные и непоколебимые законы монархического правления. Затем сословиям было сообщено, чего собственно правительство ожидает от них. Во всех вопросах, кроме финансовых, они должны голосовать по сословиям; таким путем правительство хотело добиться обложения привилегированных сословий, с целью увеличения государственных доходов. Затем генеральным штатам предстояло обсудить закон о свободе печати, равно как изменения в уложениях о наказаниях и в гражданском кодексе. Вот и все.
После этого стал говорить Неккер, воспользовавшийся случаем показать, как мало он понимал в государственной политике. Человек, добившийся созыва Генеральных штатов, любимец третьего сословия, человек, пользовавшийся всеобщим доверием, не нашел ничего лучшего, как битых три часа говорить исключительно о финансовых вопросах, заваливая слушателей бесконечным рядом цифр. Он даже ни одним словом не обмолвился по такому важному вопросу, как порядок голосования – будет ли последнее общим или по сословиям.
Такое отношение двора и министров сразу выяснило третьему сословию, в чем дело. Оно сразу поняло, что двор и министры решили просто игнорировать те желания и требования, которые нашли себе выражение в их наказах. Ввиду такого положения вещей, оно со своей стороны с единодушно решило позабыть о собственных разногласиях и до последней крайности настаивать на осуществлении своих прав и требований своих избирателей.
Для каждого из трех сословий правительством приготовлено было по залу. Третьему сословию, как самому многочисленному, был предоставлен зал общих заседаний. Оно сумело с большою ловкостью использовать это само по себе незначительное обстоятельство. Оно обратилось к двум остальным сословиям с предложением приступить к проверке депутатских полномочий в зале общих заседаний. Но, хотя требование такой совместной проверки было весьма справедливо, высокомерные представители привилегированных сословий оставили это приглашение без внимания. Они хотели сохранить разделение на сословия; третье же сословие было против этого и решительно заявило, что депутаты, заседающие в зале общих заседаний, представляют собою часть собрания, а вовсе не отдельное сословие.
Переговоры не привели ни к чему; страна с напряженным ожиданием следила за собранием Генеральных штатов, а между тем, прошло уже шесть недель, а оно еще не покончило с формальностями.
Председателем собрания в общем заде заседаний был избран Бальи, знаменитый ученый и впоследствии мэр Парижа; вся деятельность его направлена была к осуществлению той самой революции, в которой ему суждено было впоследствии погибнуть. И он, и аббат Сийес прекрасно сознавали, что если ничего не предпринять, собрание останется разделенным на сословия, и общего голосования не будет. Пока вопрос висел в воздухе, они не теряли времени и склонили многих священников присоединиться к депутатам, заседавшим в общем зале заседаний; дало в том, что низшее духовенство почти целиком было на стороне народа.
17 июня 1789 года был сделан решительный шаг. По предложению Сийеса, 491 голосом против 90 было решено, что депутаты, собравшиеся в зале общих заседаний, объявляют себя правительством французского народа под именем национального собрания.
