В ответ на такую любезность Аните оставалось только вынуть из ридикюля кошелек с франками.
Платье было куплено. В отгороженном шторкой примерочном закутке, который она на испанский манер называла el probador, Анита переоделась, с выдохом облегчения сбросила с себя испорченное дорожное платье (отдать, что ли, Веронике на тряпки? Нет, лучше сразу выкинуть, чтобы не попадалось на глаза и не напоминало о сегодняшнем позоре) и облачилась в сказочное убранство, оказавшееся не только восхитительным на вид, но еще и достаточно свободным. Движения в нем не были так стеснены, как в платьях, которые Аните доводилось носить прежде.
На этот раз она долго и подробно смотрелась в зеркало в потускневшей медной раме и осталась довольна. Покупку следовало признать удачной. Анита поправила на груди диковинное украшение – безопасную американскую булавку, – отдернула шторку и показала себя во всей красе Максимову.
– Ну, как?
Даже такой черствый технарь, как Алекс, не мог не признать, что с платьем они угадали. Лавочник же всплеснул руками и куликом, хвалящим свою несравненную трясину, защебетал:
– Я так и знал, что вам подойдет! Это фортуна… Платье словно на вас пошито. Фрау выглядит блестяще! Будь я монархом, я бы с радостью уступил вам свой трон и пал бы к вашим ногам! – А далее уже Максимову: – Заметьте… нигде, ни в одном другом магазине Цюриха, вы бы не нашли столь тонкой оправы для вашего бриллианта.
Он бы бесконечно расточал свои трескучие комплименты, но слушать их Аните было неинтересно, она сделала знак Максимову, и супруги вышли из лавки.
Анита ожидала, что, перестав быть гадким утенком, она немедленно ощутит прилив бодрости и вернется в приятное расположение духа, однако ничего подобного не произошло. Напротив, едва они с Алексом очутились на улице, как снова накатило предчувствие чего-то дурного, угрожающего. Анита передернула плечами, точно ее охватил озноб, хотя солнце уже поднялось и утреннюю прохладу сменил полуденный зной. Башенные часы пробили двенадцать.
– Куда пойдем? – спросил Максимов. – Времени у нас хватает, можем подняться на один из этих холмов…
Анита отказалась. Ей хотелось поскорее вернуться в меблированные комнаты герра Мейера, где она чувствовала себя в бо́льшей безопасности.
– Домой так домой, – покладисто согласился Максимов.
Он сделал шаг, как вдруг его рука с быстротой ящерицы скользнула в карман, где лежал револьвер.
– Вот он, прохвост! Сейчас я с ним побеседую…
Анита повернула голову вправо, и в поле ее зрения совсем на чуть-чуть показалась заросшая клочковатой бородой физиономия. Какой-то человек притаился за стеной ближайшего дома.
– Кто это?
– Ты не узнала? Это же тот болван, который чуть тебя не задавил!
Анита не была в этом уверена на все сто процентов. Хама-кучера она видела лишь мельком, не в лицо, но в Максимове уже пробудился охотничий азарт.
– Ты была права: за нами следят. Вот этот самый и следит… Ну, теперь-то я выясню, что ему от нас нужно. – Максимов вытащил револьвер.
– Алекс, прошу тебя: будь осторожен!
– Я всегда осторожен… Стой здесь и никуда не уходи.
Максимов метнулся следом за скрывшимся соглядатаем. Анита осталась стоять на тротуаре. За себя она не беспокоилась – разгар дня, центральная часть города, снуют прохожие, окна домов распахнуты. А вот волнение за Алекса присутствовало. У него голова горячая, он часто забывает об осторожности, а тот бородатый еще неизвестно кто таков и какие у него цели…
Максимов меньше всего думал об осторожности. Держа руку с револьвером за бортом пиджака, чтобы не слишком шокировать цюрихских обывателей, он бежал за обладателем клочковатой бороды, а тот во все лопатки удирал от него. Максимов видел перед собой, шагах в двадцати впереди, его сгорбленную спину и заросший длинными спутанными волосами затылок. Бородач едва ли был моложе Максимова, но бежал достаточно быстро. И что примечательно – оглянулся всего один или два раза. Убедился, что преследователь не отстает, и как будто успокоился. Бежал себе и бежал дальше.
– Стой! – крикнул Максимов. – Остановись!
Окрик не возымел никакого действия. То ли остолоп не понимал французского, то ли притворился глухим.
Они сажень за саженью углублялись в паутину узеньких улочек, пробегали мимо жилых домов и патриархальных зданий цеховых гильдий, пересекали маленькие нарядные площади. Набережная Лиммата осталась далеко позади. Максимов начал тревожиться об оставленной Аните. Слишком долгое его отсутствие должно было ее насторожить. Еще, чего доброго, отправится на поиски, заплутает в незнакомом городе…
Затянувшуюся погоню пора была прекращать. Держа согнутую руку с револьвером у груди, трудно увеличить скорость. Максимов сунул оружие в карман и припустил, как на спортивной дистанции. Он рассчитывал, что таким манером догонит бородача в два счета. Но тот, услыхав за спиной участившийся дробот, тоже прибавил – да как! Тренированному Максимову не удалось сократить разделявшее их расстояние ни на аршин. Впрочем, оно и не увеличивалось, держалось прежним. Только тут в голове Максимова что-то щелкнуло, он стал подозревать, что лукавый бородач для чего-то нарочно уводит его за собой. Кажется, так же поступали в былые времена монголо-татары – показывались на глаза неприятелю, а после без особой прыти убегали, чтобы заманить его в ловушку. Где-нибудь в засаде сейчас скрывается пяток хорошо вооруженных лиходеев, готовых наброситься на увлекшегося беготней русского недотепу.
– Погоди! – предпринял Максимов еще одну попытку вступить в переговоры. – Давай объяснимся… Я тебе ничего не сделаю! – И поскольку реакции опять не последовало, вконец разозлился: – Ах, так? Тогда стреляю!
И пальнул бы – для первого раза в воздух, потом по ногам, – но беглец не стал дожидаться кровавой развязки. Вот только что он был здесь, мельтешил перед Максимовым – и внезапно его не стало. Максимов даже заметить не успел, куда тот подевался. Шмыгнул, вероятно, в какую-то подворотню, и поминай как звали.
Максимова охватила ярость. Столько пробежать по солнцепеку, покрыться с ног до головы липким противным потом – и все зря? Он сунулся в одну подворотню, в другую, окликнул копошившуюся во дворе с двумя детьми рыхлую швейцарскую бабу, хотел расспросить ее о бородаче, да только напугал своим взъерошенным видом и револьвером в руке. Ничего не добился, плюнул, проклял всех на свете швейцарцев и повернул обратно к Лиммату.
– Вот бес горбатый… куда завел! – зло бубнил он себе под нос на ходу и с брезгливостью поводил плечами под омерзительно мокрой сорочкой. – Надо было сразу пулю в зад… Из этих трущоб век не выберешься!
Выбрался. Помогли высоченные, как две каланчи, башни Гроссмюнстера. На них и шел, пока не очутился на берегу реки. Вот он, собор, вот тут должна была ждать Анита. Но ее не было. Максимову стало нехорошо. Рыскнул вправо, влево. На первый взгляд ничто не нарушало покоя, но по ускоренным шагам прохожих, по их сторожкому зырканью, по многочисленным силуэтам в окнах, за чуть отодвинутыми гардинами, стало ясно: совсем недавно здесь что-то случилось.
